Сейчас, когда морально я ощущал себя в разы лучше, чем в конце октября, все ошибки мышления были как на поверхности. Когда ты психически нестабилен, способность видеть эти самые ошибки теряется. Долгое время я собирался с мыслями, чтобы поблагодарить Ксюшу за то, что она действительно многое сделала для меня. Какими-то немыслимыми путями, я смог найти букет белых роз не первой свежести, но для Елльска сегодняшнего дня – это была настоящая роскошь. Уже стоя у двери в собственную квартиру, меня подхватил лёгкий мандраж, посему пришлось какое-то время успокаиваться на лестничной клетке, чтобы не заходить внутрь в таком состоянии. Увидев букет, Ксюша обомлела, расцвела и расплакалась с улыбкой на лице. Оказалось, что ей никто и никогда не дарил цветы, поэтому даже таким паршивым розам она была безумно рада. Расчувствовавшись, она повисла у меня на шее, проливая слёзы счастья. Если бы я знал, что всё будет именно так, я бы ни за что не дарил этот букет, а выбрал бы чего попроще. После объятий, она зацеловала меня буквально всего, но к губам не притронулась. Нос, глаза, подбородок, руки, шея, лоб, всё было зацеловано до слюней в буквальном смысле. Она никак не могла остановиться, а я не сопротивлялся, ибо это всё выходило далеко за рамки привычного. Ни одна девушка в моей жизни ещё не была так благодарна мне. После сеанса тысячи поцелуев, она уткнулась мне в грудь, так и стояли минут двадцать или может полчаса, я потерял счёт времени. Заговорил я робко и совсем тихо, начал перечислять все её заслуги, сказал ей, что она научилась бесподобно готовить, донёс до её сведения, что без неё, точно бы сошёл с ума и наверняка свёл бы счёты с жизнью. Она подняла глаза, в них отражалась вся пылкая благодарность ко мне, сентиментальная горечь, накопившаяся за месяцы ожидания подобных откровений, любовь, забвение, я даже терялся в спектре обуявших её чувств и эмоций.
Поймал себя на мысли, что меня и самого прошибает насквозь, глаза на мокром месте, попытался расслабиться и уткнуться ей в плечо, но ничего не вышло, не умею я рыдать как баба. Да и отошёл довольно быстро, как будто пелена спала, и я подумал про себя: «Да что это я вообще?». С возрастом становишься сентиментальнее в одних вопросах и жёстче в других.
Так мы и провели вечер в объятиях, Ксюша даже не приставала. Возможно, ей не нужен был любовник, возможно ей нужен был человек, который наконец признает, что она не пустое место, что она имеет ценность, что она часть семьи. Я ей сказал, что она мне как дочь. Кажется, её это расстроило, но избавиться от этого чувства я не мог, хотелось быть искренним в ту секунду.
Оживший окончательно, я начал вспоминать что же меня так воодушевляло раньше? Оказалось, что я совершенно позабыл как жить, как получать удовольствие от жизни, как дышать… В текущих условиях забыть всё было нетрудно. На дворе уже декабрь, скоро новый год, а город вымирал на глазах и никуда было от этого не деться.
Однако, хорошие новости иногда мелькали. Электричество перестало выключаться. Отопление стало стабильным, судя по слухам, ситуация на фронте менялась, поговаривали даже, что здесь не нужно такое большое количество контингента, что скоро прилежащие территории, где находится противник возьмут в клещи и выкурят врага. Но как оно на самом деле вопрос открытый. Лично мне сводки никто не приносил.
Всё это никак не отменяло пустых улочек с чёрными окнами в домах, откуда уехали некогда жившие здесь люди. Многие заведения в городе закрылись, в том числе мой любимый и одновременно ненавистный «мостик». Но остались некоторые подвальные полулегальные питейки, где как правило отрывались военные. В другое время это были бы худшие места, чтобы провести там время, но сейчас я только в такие и ходил, слушал истории, байки, надирался в щи с фактическими товарищами по оружию, рассказывал истории о том, как видел здесь пальму, но никто мне не верил, говорили, что я поехавший доктор. Хотя какой к чёрту доктор? Я фельдшер. Не один вечер закончился тем, что я, обнимаясь с вояками в увольнении шёл по улице и горланил все песни, которые только приходили в голову, начиная с блатных и заканчивая жутчайшей попсой, от которой некоторые из них тоже дурели не по детски.