— Сим Тарл, лорд Холм-Ала, я здесь, чтобы принять твой вызов, — отозвался Юм, смахнув рукавом со лба предательски выступившую каплю холодного пота.
— Юм, оставь его мне, — попытался вмешаться Герант. — Он уже мёртв… Кто знает, какая мерзость в него вселилась…
— Нет, — коротко ответил Юм. — Это мой поединок. Дай мне меч, Святитель. Или ты хочешь, чтобы я его голыми руками разорвал?
Герант молча протянул ему оружие, держась за клинок, и Юм неторопливо обнял ладонью рукоять. Чудовище, которое ещё совсем недавно было Симом Тарлом, с некоторым удивлением посмотрело на свои руки, а потом с хрустом выдрало меч из собственного черепа.
Меч! Юм узнал оружие, которое оказалось в руке Тарла. Это был меч Олфа, только вместо серебряного узора, когда-то украшавшего клинок, от рукояти к острию тянулась вязь из чёрной окалины.
— Зря ты от меня бегал. Зря… — прошипел Тарл. — Только хлопоты лишние. А конец всё равно один! — Не закончив фразы, он бросился вперёд и одним прыжком преодолел дюжину локтей, отделявших его от Юма.
«Доспехи — плоти цитадель, душа, как пух, легка. Клинок всегда отыщет цель, пока тверда рука. Былое выпито до дна, грядущего — не жаль. В безмолвном сумраке — одна играющая сталь. Она — лишь падающий лист, она — лишь всплеск огня, разрубленного ветра свист, кипящих вод волна. И нет того, что за спиной, того, что впереди. Есть только бой, последний бой, и есть покой в груди… Клинок всегда отыщет цель, пока тверда рука. Доспехи — плоти цитадель, душа, как пух, легка…» — эти строки, сложенные несколько веков назад безымянным лирником, начинали звучать где-то в глубине сознания, они повторялись бессчётное количество раз ещё во времена учебных поединков с Олфом и потом — во время короткой схватки в подземелье пограничной башни… Но теперь образы, скрывавшиеся между строк, воистину стали реальностью, посреди которой происходил поединок. Два клинка сверкали в полумраке, охватившем тесное пространство, заполненное схваткой, — они беззвучно сталкивались друг с другом и вновь продолжали свой танец, стремительный и плавный. Юму уже начинало казаться, что этот бой продолжается целую вечность и не кончится никогда.
Клинок всегда отыщет цель… Вдруг оказалось, что грань вражеского клинка замерла в вершке от глаз, и время остановилось. А потом произошло нечто странное, нечто, казалось бы, совершенно невозможное… На посиневшем лице Сима Тарла возникла маска недоумения, а дрожащая рука, сжимавшая рукоять меча, безуспешно пыталась донести удар до цели, но между режущей смертоносной гранью и переносицей Юма образовалась какая-то преграда, невидимая, но и непреодолимая.
Тарл с проклятиями и нечеловеческим рёвом отшвырнул в сторону оружие, отказавшееся повиноваться, и, не оглядываясь, бросился в один из тёмных коридоров, ведущих вглубь замка. Юм успел заметить, как вслед за ним, перепрыгивая через провалы в каменном полу, устремились Пров и Ойван, а Герант поднял меч, брошенный Тарлом.
— Мастер Клён знает своё дело, — произнёс он, разглядывая трещину, расщепившую клинок надвое по всей длине. — Этот меч не может принести вреда никому из рода Бранборгов. Мастер Клён знает своё дело…
Глава 15
— Прекраснейшая, позволь мне сказать… — Проповедник угодливо склонился перед Гейрой, угрюмо сидящей на обломке Чёрной скалы. — Пока тебя здесь не было, я не только писал. Я прочёл немало древних манускриптов из тех, что пылятся в подвале. Хомрик там сотню лет прожил, а в них даже заглянуть не удосужился. — Он протянул ей плотно скрученный свиток, перевязанный крысиным хвостом.
— Ты что, хочешь, чтобы я это читала? — раздражённо спросила Гейра, едва взглянув на подношение. Сейчас ей было ни до Проповедника, ни до прочих Избранных. Только что сотворённая шестиглавая тварь, которая возникла из видения, пробившегося сквозь тяжёлый дым тлеющего корня пау, исчезла, вновь слилась с Небытием, повторив судьбу пятирукого болвана с глазами на затылке, гигантской пасти с хвостом, у которой не оказалось ушей, чтобы слышать приказания хозяйки, и разума, чтобы их понять. Твари получались в меру жуткие и не лишённые изящества, но совершенно бестолковые, и они тут же исчезали, стоило отвернуться. — Оставь меня или кишки свои не соберёшь.
— Прекраснейшая, ну зачем я буду собирать свои кишки, если самое ценное, что во мне есть, — это преданность и сообразительность… — Брик ещё ниже склонил голову, но не исчез. Значит, он уверен, что может сказать что-то действительно полезное. — Прекраснейшая… Я понимаю, какие перед нами стоят трудности. Великолепный не оставил завещания, никому не передал своего бесценного опыта…