— Ну и какой толк в том, что мы сюда притащились? Я вот только обувку сносил да всю задницу свою тощую о седло отбил. Надо было всё сделать по-моему, и тогда уж точно ни одна зараза оттуда не вылезла бы. — Накануне Пров обнаружил в бывшей опочивальне лорда Холм-Эста погребец с початой бадейкой медовухи, но, против обыкновения, не опустошил его, а только отхлебнул с дюжину полновесных глотков. Впрочем, этого вполне хватило, чтобы на волю вырвалось огорчение, накопившееся за день в организме. — Вон в ту дырищу он убежал, который с дыркой в башке… А туда и смотреть-то страшно, не то что вдогонку ломиться.
В стене действительно зияло отверстие с оплавленными краями, в которое, даже не пригибаясь, мог пройти всадник на коне. А за ним не было ничего, только непроглядная тьма, в которой умирали отблески сальных светильников, расставленных по углам опочивальни.
Ойван и Юм, умаявшись за долгий день, спали на широкой кровати, а Герант сидел рядом с Провом на резной дубовой скамейке и смотрел туда, откуда готово было выплеснуться Небытие.
— Ты хоть говори чего-нибудь, — потребовал Пров, толкая Геранта локтём в бок. — Не молчи, а то усну я тоже… И кто тогда за дырищей присмотрит? Творец твой безымянный? Он, говорят, всё видит…
На самом деле волхву было сейчас вовсе не до беседы об устройстве Мироздания, и боролся он вовсе не со сном, а со страхом, которым веяло из бездонного пролома в стене. Юму и Ойвану повезло больше — у них даже сил не осталось, чтобы бояться.
— Нет, ты мне всё-таки скажи, что делать собираешься, если оттуда дрянь какая-нибудь попрёт, — не унимался Пров. — Опять палкой своей тыкаться будешь? И нам теперь что — всю жизнь тут караулить? Так мне и дома есть чем заняться…
— Дома, — словно эхо повторил Герант. — Если хочешь, можешь уйти прямо сейчас. Ты своё дело сделал.
— Что?! — От возмущения Пров тут же забыл и о сне, и о страхе. — Значит, как пыль глотать — Провушка, давай-давай, а как самое веселье пошло — Провушка, не обессудь?! Нет, я уж лучше туда полезу, чем восвояси… — Волхв ткнул пальцем в сторону пролома. — Пока дело не сделается, ты от меня не избавишься, и не мечтай даже.
Сначала Геранту показалось, что последние слова волхва отразились слабым эхом от высокого потолка, но едва слышный гул повторялся снова и снова, с каждым разом становясь всё отчётливей. Звуки доносились оттуда, из бездонного провала — хохот сменялся неразборчивым говорком, и всё это тонуло в многоногом топоте, ржавом скрежете и щелчках хлыста — как будто подвыпившие пастухи гнали куда-то стадо, объевшееся дурман-травы.
— Идут, кажись… — пробормотал Пров и начал неторопливо развязывать свою суму. Вскоре на столике перед ним возникло маленькое капище с крохотными, размером в палец, фигурками Зеуса, Геккора, Яриса и Хлои. — Только суньтесь… Я вам устрою — мало не покажется. Не боись, Служитель… — Пров хотел сообщить Геранту, что прошлые ошибки осознал и не собирается с помощью Владык выворачивать наизнанку земную твердь, но оказалось, что тот уже стоит на коленях, стиснув руками Посох, и что-то едва слышно бормочет.
Сзади раздался грохот упавшего светильника, и, оглянувшись, Пров обнаружил, что парни уже стоят по разные стороны кровати с обнажёнными мечами, Ойван — со сверкающим серебром клинком Служителя, а лордёныш — с покрытой окалиной железякой, которую выбросил мертвяк с раскроенным черепом. Гнать бы их отсюда куда подальше, да разве ж уйдут… Герант вон пытался и того, и другого с посланием к Орвину отправить, так ведь ни один с места не сдвинулся — нашёл бы ты, дескать, Святитель, гонцов помоложе. Ну и ладно — не дети малые, пусть сами решают, как им жить и где помирать…
Пров очертил угольком линию вокруг настольного капища, вывалил рядом горсть мелкой дубовой щепы, запалил её от светильника…