Хрустальная колыбель

— А Морох, этот поганец мелкий, куда подевался? — почти добродушно спросил Владыка.

— Нет его. Попы и сюда добрались, — ответила Гейра после короткой паузы, на мгновение задумавшись, сказать правду или солгать, а если солгать, то зачем ей это надо.

— И поделом ему. Он ведь так и не расстался с замашками тюремщика, только тюрьму превратил в частную лавочку. — Теперь голос звучал более доверительно, и Гейра слегка воспряла духом. Недавний восторг, страх и гнев остались позади. До неё вдруг дошло, что она слишком мало знает о том, кто сейчас пытается с ней говорить, и ещё не настало время, чтобы испытывать какие-либо чувства или о чём-то задумываться.

Она позволила себе лишь одно скромное желание, и Небытие тут же исполнило его. За её спиной возникло мягкое кресло с резными подлокотниками, и она опустилась в него, стараясь придать своей позе максимум изящества.

— Зря стараешься. Я всё равно тебя не вижу.

— Но ты можешь видеть моими глазами. — Она пожелала, чтобы напротив возникло зеркало, и ощутила, как со стороны шара накатила горячая волна желания, как будто кто-то прошёлся по её телу гигантским влажным языком.

— Луциф — значит Светлый, Светоносный, Светозарный… Знаешь ли ты об этом? — Шар едва качнулся, и его серая поверхность слегка посветлела.

— Я знаю лишь то, что хочу знать. — Она постаралась говорить спокойно и уверенно, хотя осознавала, что от невидимого собеседника едва ли возможно что-либо утаить.

— Ты многого хочешь и мало что знаешь, детка… — Послышался короткий смешок. — И это означает, что тебе есть к чему стремиться.

— Я стремлюсь к тебе, Владыка, — на всякий случай сказала Гейра, но ответом был лишь короткий сухой смешок и звяканье цепи.

Шар начал медленно катиться в её сторону, а потом без предупреждения сделал стремительный бросок. Если бы она не успела переместиться в пространстве, оказавшись где-то посреди галереи, ведущей в Зал Узилищ, удар разметал бы её тело, а душа отправилась бы к Мороху.

— Не смей мне лгать! — Голос Владыки настиг её и здесь. — Никогда. И вообще ничего не смей…

Внезапно оказалось, что она сидит в том же кресле, напротив того же зеркала. Только запястья стиснуты широкими ремнями и прижаты к подлокотникам, а кожа на лице начинает покрываться язвами, обугливаться и опадать чёрной омертвевшей тканью, обнажая череп.

— Как ты теперь себе нравишься? — Казалось, владыка испытывал чувство глубокого удовлетворения.

— Я нравлюсь себе всегда! — Гейра закрыла глаза и тут же услышала, как осколки зеркала обрушились на пол. Руки тоже освободились, и она ощупала своё лицо, с удовлетворением обнаружив привычную гладкую упругую кожу. — А вот ты, похоже, в себе не очень-то уверен.

Эта была неслыханная дерзость, но Гейра вдруг поняла, что невидимый собеседник скорее простит ей непочтительность, чем малейшую слабость. Наверное, Великолепный, в своё время держал пленников Алой звезды в чёрном теле. Даже когда он начал делать собственную игру, Гордые Духи не получили никаких послаблений. А если бы и получили, то двое из них едва ли сумели бы это оценить.

— Они слишком торопились… — заговорил Владыка после долгой паузы. — Они считали, будто у них хватит фантазии и могущества, чтобы приручить вечность. Когда-то светлый элоим Аспар сотворил холоднокровных тварей, а Иблит, позавидовав его мастерству, открыл, что боль и страх могут нести наслаждение… Когда утихли раскаты великой битвы, мы оказались здесь. Они предались созерцанию собственных грёз, и каждый считал себя зерном, из которого прорастёт новая Вселенная, а потом начнётся война миров, и мы будем на равных с Врагом. Они так и не поняли одну простую вещь: истинного величия может достигнуть лишь тот, кто умеет помнить и ждать. Помнить и ждать… — Казалось, Луциф говорит теперь сам с собой, начисто забыв о том, что его кто-то слышит. — Я остановил время внутри своей сферы, я впал в забытьё, лишь изредка пробуждаясь, чтобы прислушаться к миру, не настала ли моя пора. А моя пора настанет, когда смертные твари, которыми Тиран населил землю, возжелают моего возвращения! Моя пора настанет, когда закон наскучит смертным, когда глупцы перекричат мудрецов, когда слабые низвергнут сильных, а нищие обретут богатство, которого не заслужили! Моя пора настанет, когда смертные возжелают получить всё и сразу, и я дам им всё, чего бы они ни захотели! Моя пора настанет, когда запылают идолы, и тот огонь перекинется на Храм! Моя пора…

— Твоя пора настанет ещё не скоро, а мне уже сейчас хочется всего… — лениво сказала Гейра, достав из пустоты маленькую жаровню с тлеющим тёртым корнем пау. Она уже приблизила губы к густым клубам зеленоватого дыма, но сверху прямо в жаровню свалилась какая-то склизкая тварь и с визгом отправилась обратно.

— Развлекаться потом будешь, — прошипел Владыка. — А теперь слушай меня. Если что-то прохлопаешь — повторять не буду.

— А мне это надо? — спросила Гейра скорее у себя самой.