Хрустальная ловушка

Мне нельзя было приходить туда, где находилась Она. Даже несмотря на то, что Ее временное пристанище находится на отшибе, и до утра Ее вряд ли кто хватится. Но и ждать больше невозможно. Я больше не могу оставаться без Женщины моей жизни, без главной фигуры в коллекции. Ей дорого достается Ее сегодняшнее существование, но Она была готова продлить его. Интересно, как должен чувствовать себя сильно травмированный человек, особенно когда всех этих разъедающих душу травм нет и в помине? Я знаю это. Я сам пришел к такому заключению. Она была готова удивиться моей проницательности, но не поверила в нее. Но еще больше Она была готова быть со мной. Я заинтриговал ее пещерой, сказав, что она существует. И что мы увидим ее.

Ей должно понравиться, я знаю.

Она была готова быть со мной, и теперь Она со мной.

Она очень удивится, оказавшись в пещере.

Но теперь это не имеет никакого значения…

…Звягинцев медленно приходил в себя.

Он втайне надеялся, что найдет все это, и все равно — находка оказалась неожиданной для него. Как бы то ни было, они попались, но сейчас главное не они, а Ольга, несправедливо обвиненная, несправедливо поверившая в это обвинение. И он, Звягинцев, тоже приложил к этому руку.

Но ошибку еще не поздно исправить.

Он может исправить ее прямо сейчас, пока…

Пока она ничего не сделала с собой.

Эта мысль вдруг обожгла Звягинцева. Милая, кроткая Ольга, которая до сих пор думает, что убила собственного отца, — он сам вынудил ее признаться в этом, он сам поддержал эту мысль. Он был ее инициатором. От осознания этого Звягинцев застонал. Не нужно ждать утра, чем раньше он принесет ей весть об истинных убийцах, тем легче ей будет. Хотя неизвестно, как она отреагирует, когда узнает всю правду: из огня да в полымя. Тут и у здорового человека мозги поедут, не говоря уже о глубоко уязвленном и глубоко травмированном.

А вдруг она действительно решит больше не жить?

Никакого промедления, он сейчас же отправляется в коттедж, чтобы освободить ее.

И почему он ненавидел лыжи? На лыжах он добрался бы до места куда быстрее, он потратил бы на преодоление снеговых заносов гораздо меньше сил…

Если вся эта история завершится благополучно, он обязательно научится ходить на лыжах.

…Он твердил себе об этом всю дорогу до коттеджа Красинских, он дал себе слово освоить лыжи ровно семь раз, при этом каждый раз его клятвы становились все изощреннее: они стали включать в себя не просто банальный бег на банальных лыжах, но и овладение сноубордом, трассой для слалома-гиганта, трассой для фристайла и карвинговой техникой.

Ольга, она была такая печальная и такая тихая, как человек, принявший бесповоротное решение. Если он не успеет, то никогда не простит себе…

Впрочем, не прощать не пришлось.

Когда совершенно выбившийся из сил Звягинцев наконец-то добрался до коттеджа, он нашел там только двоих связанных дурачков Радика и Колю. Они сидели связанными и при этом прикованными наручниками: Радик был прикован к Коле, а Коля был прикован к трубе отопления. Оба они находились в издевательской близости от телефона, которым не могли воспользоваться.

Радик, слывший в дуэте умником, угрюмо бодрствовал, а круглый идиот Коля сладко спал.

Именно так поступают все круглые идиоты в экстремальных случаях.

Звягинцев был так поражен открывшейся его взору картине, что даже на секунду забыл об Ольге.

— Это еще что такое? — обращаясь к Радику, выдохнул он.

Радик подтолкнул локтем товарища, который что-то невнятно пробормотал спросонок.

— Что это такое? Кто это вас оприходовал, таких лбов?

Бодрствующий Радик упорно не хотел признаваться.

— Кто, я вас спрашиваю?

— Кто-то из наших, наверное, — высказал расплывчатое предположение Радик.

— А поточнее?

— Поточнее не могу. Он был в очках. И верхний свет у нас не горел…

— Каких очках?

— Каких-каких… Горнолыжных, каких же еще… И в снегу тоже был…

И здесь очки. Звягинцев невольно улыбнулся — вот как обыкновенные, пусть и горнолыжные очки способны изменить облик человека.

Он молча отстегнул наручники и развязал бедолаг-охранников. И только потом осмотрел комнату, по которой, казалось, прокатился Мамай: стулья перевернуты, стол сдвинут, карты разбросаны на полу.