Хрустальная ловушка

Но теперь он не пугает Ольгу, наоборот, он выглядит приветливо, как дом после долгого возвращения. Они что-то говорят ей, но она не слышит, что они ей говорят. Она пытается объясняться знаками: нужно подождать, лед обязательно растает. И, подчиняясь ее жестам, лед начинает таять и крупными каплями стекает по груди Ольги. Странно, но прикосновение талой ледяной воды обжигает…

Необычное природное явление, такое же, как гало, такое же, как огни святого Эльма на клотиках кораблей. Нужно будет обязательно спросить об этом у Ионы…

…Ольга открыла глаза.

Комната была наполнена мягким струящимся светом: снег не переставал идти всю ночь, шел он и сейчас. Она даже не знала, сколько проспала, но, судя по всему, — сейчас позднее утро. Позднее утро схода лавин, штормовое предупреждение остается в силе.

Она приоткрыла окно и впустила в комнату острый, пахнущий сосной воздух. Ничего общего со вчерашней отвратительной сценой в баре, ничего общего с низменными страстями, которые одолевают их всех. Ревнивый отец, трусоватый Марк, капризная Инка, она сама — скопище всех смертных грехов. Напугала ни в чем не повинных неприкаянных иностранцев (кажется, это были немцы). Пыталась самым пошлым образом соблазнить Иону (чего только она ему не наговорила, права Инка: не умеешь — не берись). Смертельно оскорбила отца (какое она вообще имела право осуждать его поступки и считать его деньги). Смертельно оскорбила Марка (после двух с половиной лет безоблачного счастья и смешных подарков на Рождество: этот плюшевый динозаврик принесет нам удачу, кара). Мелко радовалась Инкиному несчастью (как будто ее травмы могли уравновесить твою собственную болезнь)… В ад попадают и за меньшие грехи…

Ольга обернулась к кровати: Марк спал на самом краешке, подложив кулак под щеку. Интересно, когда он вернулся?

Она не слышала. Она ничего не слышала. Она провалилась в сон, как в омут, даже не разделась; как была в комбинезоне, так и завалилась на кровать. Только куртку скинула, она и сейчас валяется возле кровати. В память о вчерашнем диком вечере осталась только дикая головная боль и сухость во рту.

Ну, к этому она уже привыкла.

«Марк. Прости меня, Марк».

Не глядя, она сгребла снег с узкого карниза и приложила его к пылающему лбу. А потом подошла к кровати и присела на корточки перед спящим мужем.

— Прости меня, Марк! — жалобным и тихим голосом сказала она.

— Я не сержусь. — Он даже не открыл глаз.

— Ты давно не спишь?

— Я еще сплю и собираюсь проспать до двенадцати.

До двенадцати? А как же вертолет и обещание отца улететь сегодня утром?

— А… Мы разве не летим?

— В четыре часа.

— Почему в четыре? Он же собирался утром.

— Планы несколько поменялись. Во второй половине дня обещают улучшение погоды и ослабление ветра.

— Разве отцу не наплевать на погоду, когда дело касается его жены?

— Болтанка. Он не хочет рисковать. Рисковать собой — это одно. А позвоночником Инки — совсем другое.

— Он… Он очень огорчился?

— Почему ты не спросишь, огорчился ли я? Я огорчился, если честно. А отец был просто в ярости. Он считает, что ты не имела права так поступать.

— Я знаю… Я позвоню ему и попрошу прощения.

— Чуть позже. Мы расстались только в четыре часа. Он, наверное, спит.

— Как ты думаешь, он простит меня?

— Куда денется. — Все так же не открывая глаз, Марк перевернулся на спину. — Правда, тебе придется тяжело. Лучше сейчас к нему не соваться.

— Я ляпнула что-то запредельное?

— Ага. Сказала, что Инка шлюха.

— Что, прямо так и сказала? — испугалась Ольга.

— Намекнула опосредованно, но весьма прозрачно.

— Я так не думаю, честное слово!

— А я так думаю, но нашего мнения никто не спрашивает.

Ты же знаешь, все, что касается Инки, днем и ночью охраняет волкодав-смертник Игорь Анатольевич Шмаринов.

— Марк! Прости меня.

— Я же сказал, что не сержусь.

— Открой глаза, пожалуйста. Я не могу разговаривать с твоими ресницами, я могу их только целовать…

Он все-таки сжалился над ней и открыл глаза. Она покаянно улыбнулась, протянула руку и погладила его.

И тотчас же одернула ее: на щеке Марка, там, куда она положила свою ладонь, возникла красная полоса.

— Что-то не так? — Увидев испуг в ее глазах, Марк даже приподнялся на локте.

— Марк… Ты не поранился? Ты не порезался бритвой? — У Марка была самая интеллигентная, самая удобная для всех потенциальных любовниц привычка: бриться на ночь.

— С чего ты взяла? — Он быстро сел, провел пальцами по щеке, а потом поднес их к глазам — действительно похоже на кровь.

Выскочив из кровати, он направился в ванную и несколько секунд рассматривал себя в зеркало.

— Да нет, не похоже, что порезался, кара… Странно.

— Марк! — Ее отчаянный голос, похожий на крик раненого животного, заставил его выбежать из ванной.

Ольга стояла посреди комнаты и с отчаянием смотрела на собственные руки.

— Посмотри, Марк!

Она подняла ладони вверх и протянула их Марку: руки были мокрыми от снега.

И выпачканными в крови.

— Что… Что это, Марк? Это кровь, да?

Ее глаза, устремленные на мужа, умоляли, просили, требовали, заклинали: скажи, что это не так, Марк, милый… Скажи, что это не так. Скажи, что это не кровь.