Хрустальная медуза

Оказавшись наконец дома, Зернов не бросился с порога к Наташе. Не было такого действия в сценарии, и не таким хилым было Время, чтобы так сразу сдаться. Но он посмотрел на нее так, что и она как бы двинулась навстречу ему, заструилась, оставаясь физически неподвижной — за столом на кухне, где она ужинала. Она, разумеется, ничего еще не знала о том, что произошло на собрании; но сразу поняла, что пришел Зернов не таким, каким уходил. А это сейчас было главным.

Когда была убрана посуда и они легли, и можно стало, вроде бы засыпая, разговаривать — он не удержался и сказал ей: — Знаешь, что-то удалось все-таки. Пусть немногое, но удалось. Мне кажется, никто еще и не понял, что случилось. Ты не представляешь, как это меня сразу подняло!

— Почему же нет? — Наташа, кажется, даже чуть обиделась. — Думаешь, я не почувствовала, что произошло? Ну, Митя…

— Прости, — сказал он. — Прости. Но я так рад!

— Потому что не придется больше делать то, чего тебе не хотелось повторять в жизни?

— Да, конечно, — согласился он. — Только… — добавил он, помолчав, — это не самое главное. Да, теперь я понимаю: это не самое главное.

— А что же?

— Ты знаешь сама.

— Может быть. Но ты все равно скажи.

— Скажу… Понимаешь, я все последнее время простотаки с ужасом думал, что время идет, пройдет сколько-то лет — и вот настанет день нашей" свадьбы…

— Прекрасный день.

— Но пройдет немного времени — и вдруг в один черный день мы поняли бы, что уже только знакомы. А еще позже я лишь изредка встречал бы тебя и проходил мимо. И ты проходила бы, даже не обратив на меня внимания…

— Ну, не совсем так. Но, Митя… А если Время вернется к нормальному течению, но я буду все-таки любить не тебя? Подумай! Сейчас ты во всяком случае можешь быть уверен, что, люблю я тебя или нет, но еще много лет буду рядом с тобой: Время не позволит ничего другого. А ты хочешь оказаться вместе со мной и Николаем B TOM мире, где у каждого из нас будет свобода, действий, где мало того, что тебе снова будет грозить болезнь — будет еще и опасность того, что мы вскоре расстанемся. Если, конечно, для тебя это — опасность.

— Я знаю, Ната. Все понимаю. Но лучше так. Лучше — естественно: пусть будет горе, но не принуждение… Хотя — если сказать откровенно, то ведь не я, а Сергеев, Николай должен был делать то, что делаю я, чтобы отвоевать тебя. А он, видишь, смирился.

— Думаешь, я этого не понимаю? Митя, откровенно говоря, мне горько поэтому. Хотя я ведь знаю, что он хороший…

— Лучше меня.

— Во многом лучше. Но вот видишь, на главное его не хватило. Переступить запрет… Митя, я не знаю еще, что решу, как будет, если вообще что-то получится, если все это — не пустые мечты. Но только — если мы и тогда останемся вместе… и если ты действительно относишься ко мне так, как уверяешь, то никогда не станешь упрекать меня в этом. Даже вспоминать не станешь.

— Согласен: не стану. Не хочу. И вообще — никакого Сергеева между нами не было. Работает такой в издательстве — и все.

— Нет не все, Митя. А она?

Он не ответил.

— Митя, но ведь она существует. И тоже — человек. Захочет ли она этой новой жизни — без тебя? Ведь у вас, кажется, было серьезно? Иначе и я бы…

— Она… — сказал Зернов. — Не буду врать: не знаю, чем кончилось бы все в Первой жизни… останься я в живых. Но сейчас все изменилось. Не знаю подробностей, но она сейчас, думаю, крепко ненавидит меня. За то, что сейчас происходит с нами — без желания, без надобности…

— И тем не менее, ты позвонишь ей сразу же, как только встанешь.

— Да. Потому что мы все еще живем во Второй жизни. И…

— Я не сужу тебя. Знаю, что ты этого не хочешь. Теперь не хочешь. Но все же будешь звонить и договариваться о свидании. И свидания эти будут продолжаться до тех пор, пока… пока не истечет их время — или пока что-нибудь не изменится… Думаешь, я не понимала тогда, что это звонит именно она или что ты звонишь к ней? Я ведь женщина…

— Я позвоню, да. Ты права, с этим я пока ничего не могу поделать. Позвоню. Но не забудь: ведь сегодня мне хоть что-то, но удалось! Начинается всегда с пустяков, с мелочей. Может быть, все начинается именно с молчания?.. Я позвоню. Но ничего не стану говорить. Постараюсь не сказать ни слова. Буду молчать.

— Тогда она услышит все, что ты говорил в этот раз в Первой жизни — даже если ты не скажешь ни слова.

— Что тогда она услышит? Курлыканье навыворот, как по радио? Ну и что? Это все равно, что молчание. Белый шум. Она поймет, что это значит — потому что и сама хочет того же.

— Ты уверен?

— Я знаю.

— Хорошо. Если тебе удастся это — значит, действительно, все уходит в прошлое, которое не вернется ни при каких условиях. Если так, то… то давай будем молчать в трубку оба.

— Ты согласна?

— Теперь — да.

Телефон зазвонил утром. Кратко звякнул, как раньше при отбое.

Женщина обреченно поднялась. Подошла и сняла трубку. В глазах ее было выражение, словно ей предстояло услышать вынесенный ей приговор.

— Я слушаю! — сказала Ада.

Она постаралась сказать это спокойно. Хотя в ней билась ненависть. К жизни, к себе cамой. Но прежде всего — к другому человеку.

В телефоне молчало.