Хрустальная медуза

Ошибка некоторых была только в том, что они слабы физически. Таким, естественно, никакой пощады. Но сами они не догадывались, что неполноценны и роковой меч судьбы уже занесен над ними, а о своих ошибках узнавали лишь после замыкания в сети нервной системы. Биотоки переставали пульсировать в разрываемом на куски теле, которое с хрустом влетало в пересохшие пищеводы, и хриплый голос естественного отбора сообщал: “У тебя замедленная реакция. Тебе не место в обществе себе подобных!” Ее я заметил не сразу. Она не была назойливой и не слишком мельтешила перед глазами. Судя по всему, она была представительницей четвертого пола. Продолговатое в талии туловище давало основание причислить ее к женской группе, а желтый оттенок глаз говорил об отрицательном заряде хромосом. В период летнего реакцегеноза я, быть может, и заинтересовался бы ею, но сейчас инстинкты не проявлялись.

Понаблюдав за ней некоторое время, я заметил, что она еле шевелит конечностями. Поэтому и движения ее были плавными и не привлекали к себе внимания. Это был первый признак наступившей старости. Видимо, срок ее жизни подходил к завершающей фазе, и поэтому она так стремилась не раздражать меня, но держаться все же поближе. При очередном чревозаполнении ей перепадало кое-что из моей трапезы. Да и желающих приблизиться ко мне было не так уж много, что частично гарантировало безопасность. Впрочем, я и сам мог разделаться с ней, но пока такого желания не возникало. Не люблю старческое мясо. И она, наверно, чувствовала, когда во мне пробуждается воинственность.

Само по себе то, что она дожила до такого возраста, казалось по меньшей мере странным. Неужели естественный отбор забыл про нее? Ведь выживают только молодые и сильные! Если оставлять всех подряд, то это приведет к нежелательным мутациям в их потомстве.

Но тут я вспомнил, что еще в период несамостоятельности, когда мое тело было частью материнского организма, голос инстинкта говорил о возможных случайностях.

Тогда я не воспринял этого должным образом, полагая, что через продуманные сети естественного отбора вряд ли проскочат эти “случайности”. Но результат был налицо. Видно, они и вправду существуют.

Через какое-то время я даже проникся к ней симпатией.

Во всем ее облике было это-то интригующе-завораживающее. Все ее существо источало расхолаживающее умиление и нападать на нее просто не было сил. Быть может, это и есть тот щит, который спасал ее на протяжении многих зимовок.

Она была старая и слабая. Глядя на нее, я убеждался, что ей не место среди нас, молодых и сильных. Тем более, что оставалось еще тринадцать, трое из которых должны быть принесены в жертву во время очередных чревозаполнений. Я посмотрел на нее и поперхнулся при мысли, что придется глотать эту грубятину. Но ответный взгляд был так печален и беззащитен, что впервые в жизни я испытал жалость.

Но ведь кто-то же должен сделать Это!

Я боролся с собой. С одной стороны — жалость и неприязнь, с другой — чувство долга перед природой.

В конце концов решил, пусть ею занимаются другие.

И стал наблюдать за действиями своих собратьев, которые кружились в замысловатом танце друг вокруг друга.

Развязка наступила неожиданно. Я почувствовал сзади какое-то движение, но прежде чем успел обернуться, крепкие челюсти схватили меня за затылок, и я успел лишь заметить знакомую плавность движений чьих-то конечностей.

Толпа не бросилась на меня сразу. Все оцепенели, не веря своим глазам, что Это случилось со Мной.

Бег биотоков в нервной системе стал затухать. Но прежде чем мое тело, разорванное на куски, с хрустом полетело в пересохшие пищеводы, я услышал хриплый голос естественного отбора: “Ты испытываешь жалость к слабым. Тебе не место в обществе себе подобных!”

ВАЛЕРИЙ ГУДКОВ ЧЕРТОВЩИНА

В жесточайшем похмелье я валялся на диване, когда хлопнула входная дверь и в комнату впорхнула Линда.

Сморщив носик, она поставила рядом с диваном картину.

— Ларри, дорогой, повесь ее, пожалуйста. Сегодня придут Гленн с Люси, а у нас нет ни одной его картины. Будет не очень красиво. А я позабочусь о хорошем ужине.

Покрутившись перед зеркалом, она исчезла. Ничего не поделаешь — я встал и поплелся за стремянкой. Взгромоздившись на нее, стал вколачивать в стену гвоздь. Он никак не хотел туда лезть. Тогда я размахнулся посильнее. Но тут ножки стремянки разъехались, и я загремел вниз. Потирая ушибы, в сердцах послал стремянку ко всем чертям. И тотчас глаза у меня полезли на лоб.

Стремянка исчезла. Я сидел, обалдело уставившись на пустое место, пока в прихожей не раздался звонок.

Я открыл дверь. На лестнице стоял человек с моей стремянкой. Непонятная жуть охватила меня. Хотел захлопнуть дверь, однако человек успел всунуть ногу в открытый проем, причем носок ботинка странно смялся, будто в нем ничего не было. Незнакомец протянул мне стремянку.