Хрустальная медуза

Но вскоре перестало помогать и это. Капризы Робертика становились все заметнее. То он отказывался провести ночь на свежем воздухе, заявляя, что ночи на Фаис чересчур прохладны, то требовал. усилить его защитные схемы, чтобы уменьшить ток, проходящий через него при проверке линий… Во время прогулок вдвоем Увис начал серьезно разговаривать с Робертиком, объясняя ему, что у людей и роботов — разные правила жизни, что роботов в случае их неподчинения можно наказывать, отдавать в ремонт, заменять или вообще разбирать на части.

— Ну и ладно, — отвечал Робертик, даже не глядя на Увиса.

И наступил день, когда Робертик вообще отказался работать. Ток высокого напряжения, по его словам, был для него опасен, а на линии можно обойтись и без робота — можно включить в цепь обычные индикаторы, а также автотрансформаторы, зря пылящиеся где-то в дальнем углу склада.

Не помогали ни уговоры, ни угрозы. Спокойный и безразличный, Робертик стоял перед шестью астронавтами.

— Так ты не будешь работать?

— Нет.

— Тебя отошлют в разборку.

— Пусть.

— Может ты скажешь — почему?

— Я не хочу оставаться на Фаис.

— Да почему же?

— Фаис — неживая планета.

В этом он был прав.

Собрание решило сообщить о неисправности робота на базу. Вскоре им ответили, что новый робот выслан, а Робертика следует разобрать на части.

Выполнить это, однако, оказалось очень трудно. Все соглашались переносить капризы Робертика, чинить его, налаживать и уговаривать, но разобрать?.. Это было почти то же, что убить.

Вопреки всем инструкциям, люди решили предоставить Робертику свободу действий. Он ведь не делал ничего плохого. Надо было разве что повнимательнее приглядывать за ним, но меры принимать лишь в случае крайней необходимости.

Известие о том, что вскоре на Фаис появится еще один робот, Робертик встретил совершенно спокойно. Несколько суток он провел, неподвижно сидя в тесной оранжерее, где климат напоминал земной и где астронавты в свободное время, сажали, поливали и пололи привезенные ими для собственного удовольствия растения.

— Не сиди тут, — предупредил Увис. — Очень сыро, и много азота в воздухе, для тебя это вредно.

— Знаю, — ответил Робертик. — Но я должен быть тут.

Напрасно пытался Увис увлечь Робертика какой-либо работой. Робертик никуда не выходил. А в то утро, когда Увис впервые встретил восход солнца в одиночестве, остальные астронавты готовились принять корабль с новым роботом.

— Робертик, теперь у тебя будет друг, — сказал Увис, заглянув вечером в оранжерею.

— Мне все равно.

Увис хотел, как всегда, проверить и смазать робота, но тот отказался:

— Не надо. Тебе теперь хватит работы с новым. Расскажи лучше еще о Земле. Я успел там увидеть так мало… Там много таких больших деревьев, как те, что растут у космодрома? Помнишь, как я шел по тропинке и все время спотыкался о корни? Помнишь? А почему ты не спотыкался и не падал? Я все время думал об этом, и вот наконец понял. Это оттого, что ты родился йа Земле и все знаешь заранее…

Увис растерялся. Если бы такое сказал человек — еще понятно, но робот…

— Ну да, — сказал он. — На Земле много лесов.

— Почему ты не живешь там?

— На Фаис у меня работа.

— Разве на Земле ее нет?

— Нашлась бы…

— Тогда почему ты здесь?

— Я люблю летать, путешествовать, видеть новые планеты…

— Даже некрасивые? Неживые?

— Всякие.

— Не понимаю, — сказал Робертик и отвернулся.

Увис ушел. На следующее утро он обнаружил Робертика сидящим без движения. Подсветка его лица погасла, стрелки приборов стояли на нуле, хотя аккумуляторы, как оказалось, были полностью заряжены. Правая рука Робертика была протянута к обогревателю. Увис нагнулся и в железной лаДони увидел маленький зеленый росток, крохотную елочку со светлой, бархатистой хвоей. В горсти был песок, и росток удерживался в нем, цепляясь едва заметными корешками.

Самым дорогим талисманом, привезенным на Землю доктором трех космических наук Увальдом, был маленький кристаллический блок.

Все двадцать лет, проведенные ученым на разных планетах, станциях, космодромах, а потом и в Научной группе Центра, Увальд хранил и повсюду возил с собой эту безделушку.

Вернувшись на Землю, он поселился в одиночестве в своем лесном доме, и часто целыми днями бродил среди молодых елочек, а вечера проводил у камина. Иногда, в какие-то ему одному известные дни, Увальд включал телевизионную запись.

Источником записи был маленький кристаллический блок.

Видели эту запись лишь немногие.

Среди астронавтов ходили слухи, что она изображает какую-то оранжевую планету, очень красивую и маленькую.

Ее покрывали зеленые леса и цветущие сады.

Птицы, звери и насекомые на этой планете очень напоминали земных.

Реки и озера были тоже совсем как земные.

И всего этого там было много.

Но все же больше всего на планете росло елей.

Увальд ничего не рассказывал о происхождении этой записи. Однако, его бывшие коллеги уверяли, что кристалл — это все, что осталось от блока памяти какого-то разобранного некогда робота.