Он знал, что из выходного сопла, которым заканчивалось сплетение трубопроводов, повинуясь какой-то таинственной силе, медленно, но неуклонно поползет жидкотягучее, тяжелое и непонятное, постоянно меняющееся вещество. Минута за минутой, час за часом оно змеей будет тащиться по земле, строго, до миллиметра, очерчивая будущий фундамент здания. Оно будет проникать в землю, подниматься над ее поверхностью все выше и выше. Масса примет зыбкие поначалу очертания будущего здания: фундамент, стены, перекрытия. Непонятно и мистически начнут проявляться сначала основные, а затем все более мелкие детали и узлы — даже оборудование, вплоть до санузлов, кухонь, лифтов; даже полы, двери, окна — все. Он уже не сомневался и в том, что Кирc — не человек — дьявол, что с ним никогда ничего не случится, что он будет работать сутками без передыху, заложит все четырнадцать городов и ровно через две недели появится снова здесь — на первой площадке, чтобы, сверясь со своим загадочным прибором на правой руке, нажaть другую кнопку — и все остановится. Все замрет — и оборудование, и агрегаты, и жидкая страшная масса. Все замрет и останутся дома, готовые к заселению.
Дома, выросшие здесь, на глазах, но совершенно непонятно как, почему, из чего. Дома, в которых будет не хватать разве что ключей от дверных замков, дa штор на окнах…
Кто знал инженера Кирса через полгода после его странного возвращения в Колаба? Смешно спрашивать!
Его знал весь мир! По крайней мере, мир, досягаемый для средств массовой информации. Газеты пестрели его портретами, о нем кричало радио, за ним гонялись телерепортеры, киношники уже начали рекламировать фильм, который пытались снять.
Сам Кирc ко всей этой шумихе относился как к чему-то неизбежному. Конечно, не надо было обладать особым даром, чтобы предположить, что шум будет. Кирc начинал свое дело, не сомневаясь на этот счет. Возможно, потому популярность и не застала его врасплох, относился он к ней хладнокровно. В печати Кирc не выступал. По радио можно было услышать лишь обрывки его фраз, случайно подхваченных репортерами. Никаких интервью он не давал. Сперва считали, что так он набивает себе цену. Но шли недели, месяцы, а он так же хладнокровно пронизывал толпу преследовавших его журналистов, не отвечая ни на какие вопросы.
Только однажды одному из репортеров удалось, сунув микрофон чуть не в рот Кирсу, выдавить из него несколько слов. Бородач из какой-то провинциальной радиокомпании сделал простой, но точный ход.
— Мистер Кирc, — заученно проговорил он, отодвигая локтями конкурентов, — годовая программа, предложенная вами фирме “Колаба-компани” двадцать шесть недель назад, реализована точно наполовину. Вы, конечно, испытываете удовлетворение, — тут репортер сменил тон и напряженно, с расстановкой, глядя Кирсу в переносицу, процедил:- Что вы делаете?
Многосмысленность вопроса и то, как он был преподнесен, возможно, и заставили Кирса раскрыть рот.
— Я строю города, — твердо, чеканя каждое слово, ответил он.
— Как?
— Быстро.
— Чем?
— Умом, — и Кирc скрылся за спинами охраны.
Никто не знал, как истолковать эту перепалку, но, говорят, репортер быстро заработал на ней целое состояние.
Несомненно, за полгода Кирc устал. Скорей всего — даже очень. Особое напряжение он испытывал в первые две недели, когда закладывались города. Все же доставка, монтаж оборудования, устройство ограждений, организация охраны хоть и проходили с максимальной точностью, но отнимали у Кирса много внимания и энергии. Четырнадцать дней он фактически не смыкал глаз, за исключением короткого времени перелетов. Когда же все четырнадцать городов были “поставлены в производство”, как это потом окрестила пресса, — стало легче. Кирc только прилетал на каждую стройплощадку по очереди, выключал отработавший агрегат, руководил сравнительно несложной перестановкой оборудования, снова запускал поток и направлялся в другой город.
Теперь у него было время и отдохнуть, для чего он направлялся в свою “Белую квартиру”, где, однако, всегда оставался в полном одиночестве. Меланхоличная с виду охрана проявила необычайную сметку и быстроту, пресекая всякие попытки кого бы то ни было заглянуть в его апартаменты.
Правда однажды, еще на втором месяце строительной эпопеи Кирса, произошло событие, вызвавшее немало пересудов.