— Отсюда ты, Митя, никуда не подъедешь, да и позвонить даже не сможешь — если только в том, прежнем течении времени, у тебя в этот день не было никаких контактов с гинекологами.
— Зачем они были мне нужны? Ната здорова. Но при чем тут…
— В том-то и дело. Тебе придется — как и мне, и каждому вернувшемуся, просто поверить, что так все и происходит. “Вернувшиеся”- это вместо “воскресшие”: тот термин чересчур окрашен эмоционально и мифологически. Вот вернулся ты, а двадцать лет назад — я…
— Выходит, ты пережил меня на двадцать лет? Ну, знаешь…
— Видишь, ты уже ориентируешься в новой системе понятий. Да, на двадцать… Но ты не обижайся: дело прошлое. Так что теперь я соответственно на двадцать лет старше тебя, богаче в смысле опыта, ко многому успел привыкнуть. Но если тебя волнуют вопросы продолжительности жизни, можешь утешиться тем, что исчезну я на восемь лет раньше тебя. И ты будешь еще студентом, когда я уже окажусь в начальной школе. Устраивает?
Зернов пожал плечами.
— Давай о деле. В том, что ты излагаешь, я вижу все больше слабых мест…
— Жизнь вообще полна всяческих алогичностей. Разве когда-нибудь было иначе? Никто не запрещает тебе думать, только вот опровергнуть, лучше не пытайся: безнадежная задача. Лучше усвой то, что в главном ты уже понял: дело далеко не исчерпывается тем, что мы движемся от старости к детству, а не наоборот. Мы еще и проходим этот обратный путь след в след, точно так, как совершали его в тот раз, только в обратном порядке. След в след, и если сейчас мы с тобой сидим здесь и разговариваем, то лишь потому, что в тот раз, когда мы вышли из редакции, закончив процедуру передачи дел — временной, считалось, но было ясно, что ты ложишься надолго, хотя никто не знал, конечно, что ты больше не вернешься… Ну ладно, ладно… Так вот, тогда мы спустились сюда, но машины еще не было — директорской, она потом отвезла нас к тебе…
— Та, что сейчас привезла нас сюда?
— Именно. Ее тогда не было более получаса, и мы с тобой сидели вот на этом самом месте и болтали. Вот почему у нас и сейчас нашлась возможность посидеть и поговорить. Иначе ее не возникло бы. Так что если у тебя в той жизни, — так говорить проще всего: в той жизни, — не было в этот день встречи с гинекологом, то и на этот раз его никак не встретишь.
— Ты абсолютно уверен? Стопроцентно?
— На сто в квадрате. Невозможно, и все.
— Хорошо Тогда объясни вот что. Ты прав: в прошлый раз мы сидели тут же, я помню, но говорили-то мы не об этом! Об этом мы с тобой в тот раз никак не могли разговаривать, верно? И когда три дня назад я звонил тебе из дому — согласен, это было повторением звонка в той, как ты говоришь, жизни — но в тот раз мы и по телефону говорили совсем другое, я точно помню, я тебя спрашивал о заседании тиражной комиссии. А раз так — а оно именно так! — значит, не все повторяется! Согласен?
— Было бы странно, если бы до тебя никто не заметил этого несоответствия. Все его замечают. И,наверное, куда более успешно думали над этим, и понимали, те, кто жил до нас и успел исчезнуть прежде нас — то есть те, кто в прошлой жизни жил соответственно после нас — отдаленные потомки. Возможно, они делали какие-то выводы…
— Ты говоришь так, словно ничего об этом не знаешь.
— А откуда же мне знать? В первой жизни они пришли после нас, и мы, естественно, могли только гадать о них, а на этот раз они были до нас — и исчезли, и то, что они знали, ушло с ними.
— Но ведь должны были остаться труды…
— Труды исчезали значительно раньше их авторов.
— Ну, хотя бы из уст в уста, из поколения — в поколение?
— Не знаю, почему, но такого не получилось, видимо. Может быть потому, что в этой жизни прошлое у большинства людей как бы отсекается. Прожит день — и словно его не было. Ты помнишь, например, что было с тобой — вчера, позавчера?
— Ну, не все, конечно, но главное помню. Что был в больнице. Что звонил тебе. Что мы устроили вроде вечеринки в редакции…
— Стоп! Это уже наложение. Вечеринка — это из первой жизни, сейчас она нам еще только предстоит. Но больница, действительно, уже позади, больше ее в твоей жизни не будет. Ага, значит все-таки…все-таки ты помнишь то, что было вчера. Жаль.
— Почему?