Хрустальная сосна

Однажды уже весной - ранним утром, когда я, только что приплевшись после очередной ночной смены, выпил чаю и собирался спать - зазвонил телефон.

Я узнал настойчивую трель станции, и понял, кого именно сейчас услышу. В трубке раздался требовательный голос телефонистки, которая удостоверилась, Воронцов ли у аппарата, и только после этого сообщила, что сейчас со мной будет говорить Америка. Америка так Америка - я уже ничего не ждал… Инна позвонила лишь для того, чтобы сообщить, что стажировку, рассчитанную первоначально на шесть месяцев, теперь, с началом преобразований в жизни СССР и налаживанием новых отношений с США, продлили еще на полтора года. И, как всегда -иначе она бы и не позвонила - попросила прислать документы. Справки из отдела аспирантуры института, где она работала здесь. Я мог махнуть рукой и никуда не ходить: эта женщина, все еще числящаяся моей женой, сделалась мне абсолютно безразличной. Но я покорно собрался и вместо того, чтобы спать, отправился за бумагами. Зачем я это делал? Не знаю. Скорее всего, я уже так устал от побега Инны и уже ненужных редких контактов с ней, что подсознательно стремился выполнить все ее просьбы в надежде, что больше она не будет о себе напоминать.

Вернувшись я открыл платяной шкаф. И понял, до какой степени угнетает меня до сих пор хранящаяся там одежда чужой мне женщины. В отчаянном порыве я вытащил старую простыню, покидал все вещи покинувшей меня жены - платья вперемежку с бельем и обувью, - завернул в один узел и с трудом, но яростно запихал на антресоли. Потом выпил водки - и, как ни странно, почувствовал на душе облегчение внезапной свободы.

Свободы от чего? Я и сам не мог этого сказать.

*-*

Программирование я понял достаточно быстро. И тут же изучил машинный язык со своеобразным названием АЛГОЛ, принялся писать свои программы, потихоньку набивал их на перфокарты и пропускал, втискивая между чужими задачами в общий поток рабочего цикла машины. Как ни странно, у меня получалось все - даже достаточно сложные алгоритмы, которые строили на распечатке графики заданных функций. Эти достижения, ясное дело, были никому не нужны, и мне в том числе; я просто набивал себе руку, наливаясь опытом и умением. АЛГОЛ оказался чрезвычайно наглядным, легким для написания, я всегда мог видоизменить уже готовую программу, сократить или дополнить новыми блоками. Однако я знал - мне сказал один программист - что сейчас этот язык крайне редко использовали в серьезных задачах, поскольку он требовал слишком много времени для трансляции, то есть перевода текста в последовательность машинных кодов. Однако именно он дал мне дружеский совет: данный язык наиболее прозрачен, и если освоить его, то другие станут более доступными.

И теперь я собрался основном работали нынешние пользователи. И тот же программист сказал, что впереди маячат пока еще неясные, но очень высокие горы - системное программирование. Совершенно не изученная нами область, которая открывает принципиально новые перспективы для пользователя универсальных программ. Эта область развивалась только в Америке, у нас в ней практически никто ничего не смыслил.

Но зато остались перспективы и резервы.

И сейчас я был рад, что мне двадцать пять лет остались шансы еще чего-то достичь…

*15*

Уйдя с головой программирование, я потерял счет времени. Для меня, по-прежнему работавшему в ночную смену, смешались даже сутки, не говоря уж о неделях и месяцах.

И как- то совершенно незаметно пришла весна -причем уже настоящая, наступил самый ее лучший месяц май. Всегда полный надежд и невнятных обещаний. Он выпал в восемьдесят пятом году, неимоверно теплым. Власть в стране фактически переменилась, и над нами уже висел черной тенью поскольку я предугадывал, что из магазинов окончательно исчезнет водка. И хоть я имел стратегический запас в объеме двух ящиков, купленных в конце зимы, да и пить стал значительно меньше -не оставалось физической возможности на частую выпивку - но все равно я знал, наступит момент, когда запас кончится, и пополнить его будет нечем.

Народ же бесновался по-настоящему. Отвлеченно хваля Михаила Сергеевича за то что он наконец обуздает каких то абстрактных "алкоголиков" вообще, люди переживали за будущее. В тот день когда проклятый Указ был впервые опубликован - сразу во всех газетах - ко мне прибежал дядя Костя. Сжимая в руке номер газеты "Правды", где на первой полосе чернел угрожающий текст.

Прочитав и посокрушавшись, мы начали пить.

После каждой рюмки дядя Костя жалостливо причитал:

- Ох, Евгений… Что будет, что будет… Ну ладно я. Я-то хоть пожил человеком. Если одни только крышки от бутылок, что я выпил, сложить в ряд, то на весь проспект Революции хватит, от Дома Советов до Авиационного института. Но молодежь жалко, Евгений…*Она-то что в жизни увидит*при таком раскладе…