Хрустальная сосна

Поэтому еще раз взглянув на мокрую простыню и уловив исходящий от нее острый, характерный, будоражащий запах, я поднялся и тоже пошел в ванную. Тихо отворил дверь, осторожно залез к моющейся Вике и пристроился к ее желанному телу.

Я принял ее условия игры и больше уже ничего не просил.

17

Год прошел незаметно.

Я осознал это июльским днем, идя сквозь горячий, опять наполненный липовым дурманом город.

Кругом бушевал настоящий летний рай, но я его не замечал, поскольку на душе моей было отвратительно и паскудно. Это был один из двух выходных среди моей ночной смены, и мы собирались провести его с Викой. Но с утра пришлось позвонить и отложить встречу на вечер, потому что еще раньше мне звонила мама с просьбой приехать к ним.

Она делала это в исключительных случаях — точнее сказать, практически никогда — и я сразу с упавшим сердцем понял недоброе. Отложив развлечения, я поехал к родителям.

Я очень давно у них не был, и по дороге туда представлял себе, что увижу и узнаю что-то очень тягостное.

* * *

Я не ошибся.

Отец лежал с сердечным приступом в таком состоянии, что не требовалось считаться врачом, чтоб предчувствовать близкий инфаркт. А за ним — … столь же недалекую смерть. Помочь ему было уже ни чем нельзя, это тоже казалось ясным. Оставалось продлить оставшиеся дни, стараясь хотя бы не волновать его и не расстраивать. Мама суетилась вокруг него, безучастно лежащего в постели среди отвратительного запаха лекарств. Суетилась добро и неумело; она действительно стала совершенно иной. Ее жесткость исчезла и она — с опозданием на много десятков лет — стала нормальным человеком, ласковой матерью и любящей доброй женой. Однако и это запоздало. Потому что она сама тоже была нездорова. Я не видел маму несколько месяцев и сейчас заметил, как ужасающе она пожелтела и похудела, мучимая, вероятно, какой-то внутренней болезнью. Но из-за хлопот вокруг отца не могла обратить внимание на себя…

* * *

Я побыл у родителей, сколько смог.

Мое присутствие фактически никому не помогало. Лишь наоборот: увидев меня с рукой, отец почувствовал, как ему опять стало хуже. Я шел домой и думал, что жизнь моя — и всего, что было моим ближайшим окружением, — столкнутая год назад со своего места, продолжает медленно рушиться. Что я, пережив боль, смену работы и уход жены, все-таки как-то справился, нашел новую ступень и даже встретился с Викой — но зато поползла в пропасть жизнь родителей. И это крушение нельзя было остановить, поскольку у них не оставалось запаса времени, здоровья и сил…

Такого опустошающего, иссасывающего удручения я не испытывал давно. Я медленно шел по городу и думал, что, скорее всего позвоню Вике и отменю сегодняшнюю встречу: после увиденного у родителей внутри все упало и я наверняка сегодня окажусь ни на что не способен. Вместо свидания просто напьюсь водки. По-настоящему, до полного одурения — чтобы не думать о том, какие тягостные хлопоты предстоят в ближайшем времени…

* * *

Находясь в мрачно-сумеречном состоянии, я не сразу услышал, как меня радостно окликнули.

— Женя! Женя!!!..

Я обернулся и увидел, что на меня, тихо улыбаясь, смотрит полная, невысокая молодая женщина с детской коляской. Она казалась абсолютно незнакомой. Я смотрел молча несколько секунд, думая, что она наверняка обозналась. И лишь когда поправила пальцем тонкие металлические очки, я вдруг мгновенно ее узнал. И ощутил укол стыда вместе с удивлением: год назад я узнавал ее по одному лишь хрусту шагов в ночной темноте… Но сейчас она так изменилась, что…

— Женя, а ты нас и не узнал… — сказала Катя.

— Кого — «нас»? — через силу улыбнулся я, опять ничего не понимая.

— Так вон, — она показала на красную коляску, будто именно ее я мог не заметить. — Меня и дочку…

— Аа… — безразлично протянул я, абсолютно равнодушный к детям. — Понятно.

Мне, конечно, стоило спросить, сколько девочке месяцев, какой она родилась и сколько весит сейчас, как спит, ест и не жидко ли какает — выяснить всю эту никому, кроме самой молодой мамаши, не интересную чепуху, которой однако именно они доканывают окружающих. Спросить хоть что-то хотя бы из приличия. Но я меня было такое плохое настроение, что я не смог выдавить пары фраз. Мне была совершенно безразлична сама Катя и тем более — ее недавно родившаяся дочка со всеми жизненными процессами; я был не рад этой случайной встрече, я не был бы рад сейчас никому и ни при каких обстоятельствах. Хотелось лишь одного — поскорее добраться до дома, запереть дверь, напиться и ни о чем больше не думать.

Но Катя продолжала идти рядом, с молчаливой улыбкой покачивая свою коляску. Меня тяготило ее присутствие, но я не мог решиться и свернуть в боковую улицу; это было бы уж слишком грубо.

— Я слышала, ты ушел от нас, — первой нарушила молчание Катя.

— Да, — коротко ответил я.

— И где же ты теперь?

— На вычислительном центре. Перспективная работа и в общем интересная, — добавил я, чтоб избежать дальнейших вопросов. — И главное, ее можно делать с моей рукой.