Хрустальная сосна

Шеренга двинулась к нам. Вика пискнула и спряталась за чью-то спину. Костя-мореход не спеша встал, оправив тельняшку, и медленно поднял доску, на которой сидел. Рядом поднялся Володя. Стоявший возле шофера верзила вынул руки из карманов и медленно потер друг о друга кулаки. Тишина звенела растущим напряжением. Встал Славка и, взяв за плечи Катю, отодвинул ее куда-то в темноту. Пришельцы сделали еще шаг.

От наших отделился Геныч.

Я понял, что сейчас нечто произойдет. Точнее, не «нечто», а именно вполне ясно, что — и ничего хорошего для нас из этого не будет. Надо решаться. Иначе…

Геныч напрягся, словно желая что-то сказать и не находя слов. Я нарочито медленно отложил гитару, еще медленнее встал и шагнул навстречу деревенским. Судя по всему, они этого не ожидали. Самый здоровый верзила напрягся, как бык. Сейчас ударит — спокойно, как о постороннем, подумал я и, кашлянув, произнес насколько было возможно спокойным голосом:

— Чайку не хотите с нами выпить?

Парень молчал, медленно поднимая кулачищи.

— Я вас приглашаю, мужики — присаживайтесь с нами чай пить!

— Чего?… — хрипло переспросил стоящий с правого краю лохматый блондин, чьи спутанные кудри светились вокруг него, словно нимб.

— Чаем хотим угостить. Свежим, по-городскому заваренным.

Ночные гости молчали, ошарашенные неожиданностью.

— Что стоишь, как не свой, — я довольно-таки развязно потянул шофера за рукав. — Садись к костру, друзей зови. Сейчас организуем.

— Ладно, чуваки, пошли присядем, что ли? — в полной растерянности произнес он.

Парни медленно приблизились и по-деревенски опустились на корточки у огня. Первые, самые опасные секунды были выиграны. Я быстро пошел на кухню. Лихорадочно раздул огонь в еще горячей печи, заглянул в закопченное ведро. Чаю там было достаточно. Кто-то схватил меня сзади за рукав. Я обернулся, готовый нанести удар в темноту — и с удивлением увидел маленькую Люду. Обхватив меня двумя руками, она прижалась небольшим своим, мелко дрожащим телом, и сквозь свитера и куртки я почувствовал, как сбивчиво бьется ее сердечко. Совершенно неожиданно мне стало ее жалко, я простил ей похабный купальник и даже ощутил в себе желание ее защитить. Абсолютно мне безразличную — но все-таки защитить вместе с остальными.

— Ты что? — спросил я.

— Женя, мне страшно… — прошептала Люда.

— Мне вообще-то тоже не весело, — усмехнулся я. — Еще бы полминуты, и… Скорее бы уж чай закипел.

Я прислонился к забору и почувствовал внезапную дрожь в ногах. Драка еще может начаться, ничего окончательно не улажено… И что-то нечеловеческое, звериное, жесткое, еще висело над нашим маленьким лагерем, брошенным в бесконечности черной враждебной степи.

— Я так испугалась, знаешь… — продолжала Люда. — Я подумала, они нас бить приехали.

— Они именно бить и приехали, — ответил я. — Только не вас, а нас.

— А нас — что? — тихо спросила Люда и мне показалось, что в темноте я увидел ее расширившиеся от ужаса зрачки.

— Не будем об этом, — сказал я, взяв ее за плечи и легонько встряхнув. — Сейчас чаем их напоим, и все… Поможешь мне с кружками? Люда уже не могла говорить — только судорожно кивала мне в ответ.

Драка все-таки не началась.

Когда мы с Людой вернулись, неся дымящиеся кружки, парни по-прежнему молча сидели у костра. Из наших остались тоже одни ребята: девчонки куда-то попрятались. У костра сидели два полукружья: пятеро мрачных чужаков а напротив, через огонь, шестеро наших.

Со мной получалось семь против пяти — формально мы перевешивали. И казалось, можно было подраться. Правда, я по-настоящему драться никогда не умел, так уж сложилась моя детская и подростковая судьба. Славка и Саня Лавров тоже: танцор Лавров был слишком утонченным, чтоб молотить кулаками по чужим челюстям, это видно по его танцам, а Славка, как выяснилось в колхозе, оказался вообще несостоятельным с мужской точки зрения; я бы, например, не потерпел, чтоб меня, словно изнеженную девицу, обмахивали веткой от комаров… Саша-К, без сомнения, уже вышел из возраста, когда хорошо дерутся. Геныч — тот бы смог, он и пытался начать драку единственным из нас. Мореход силен, как буйвол, но умел ли он бить куда следует? Вот Володя — наверняка классный мастер: он абсолютно все умел делать точно и превосходно, без лишних слов. Но эти пятеро все как один, должно быть, каждую получку привыкли кулаки чесать и обладали необозримой практикой.

И отделали бы они нас…

Все это я думал, а парни пили чай. Хлебали, шумно втягивая воздух, по-деревенски неторопливо. И в абсолютном молчании. Допив, аккуратно составили пустые кружки на доску, шофер что-то тихо сказал — и вся пятерка, не проронив слова, погрузилась обратно в машину. Дальний свет фар погас. Зарокотал мотор. Погремев деревяшками, грузовик задним ходом отполз от костра и исчез в темноте. Так, словно его и не было.

Я вытер со лба выступивший пот.

— Чего это ты им услуживать полез? — вдруг набросился на меня Геныч.

— Они же махаться приехали. А ты — «чайку», «кофейку»… Тьфу!

— А тебе очень хотелось?

— Ну так и помахались бы. А то скажут теперь — городские слабаки.