Хрустальное яблоко. Книга 3

   Траншея заволновалась. Джен заморгала растерянно, наклонилась к рыжему, но тот, бросив "абакан", отшатнулся от нее, закрываясь руками и сжимаясь в комок - и девушка выпрямилась. Сама глотая слезы, закричала сорванно и бессвязно:

   - Ну же, мальчишки!.. Ну, я знаю, что... да - страшно!.. Надо, мальчишки!.. Ребята - надо, надо же, ну - плачь не плачь - пошли!

   Они - не шли. Нет, они не были трусами, и она это знала. Просто есть вещи, которые превышают человеческие возможности - например встать, сделать полсотни шагов и заживо сгореть в высокотемпературной плазме. И главное - заранее знать, что сгоришь. Солдат идет в бой, надеясь, что убьют не его, а другого. На верную смерть людей словами не поднять. Тогда она выхватила "гюрзу" из открытой набедренной кобуры и, потрясая ею, закричала, перемежая речь русским матом, которому ее научили мальчишки - не эти, но такие же, давно почти все лежащие мертвыми среди развалин Сельговии:

   - А ну встать! Застрелю! Трусы! Вперед! Вперед, подонки, предатели!

   - Стреляй лучше ты, - сказал кто-то тихо, но она услышала. И поняла - не пойдут. Она их не заставит.

   Почему-то от этой мысли стало ясно-ясно перед глазами, а все вокруг как-то отдалилось. Она огляделась и, чувствуя, как закипает на непослушных губах сладкая вязкая пена, а голова куда-то уплывает, чужим голосом сказала;

   - Значит, боитесь? - ее пальцы сняли "абакан" с предохранителя, потом переставили переводчик на автоматический огонь. - Ладно. Тогда я сама. Одна.

   Она проскочила мимо окаменевшего Игоря (кажется, он рванулся следом, крикнув: "Стой, Женька, дура!!!") и выбросила послушное тело наружу...

   ...Прихлынувшие к бойницам ребята молча смотрели, как она бежит и стреляет.

   Скиутты сожгли ее в пятидесяти шагах от траншеи. Все видели, как Джен сделала в огненном вихре еще несколько шагов, продолжая стрелять, молча - а потом упала вниз, не сгибаясь и не останавливаясь.

   Уже обугленной костью.

   Тихо-тихо было в траншее.

   Да. Словами на смерть людей не поднять.

   Игорь подошел к лестнице, опустил очки. Потом повернулся и сказал хрипло:

   - Все, кто не гад - за мной...

   ...Оказывается, через огонь тоже можно пробежать... Скиутт - огромный, в угловатой броне - стреляет раз, другой, двое падают горящими лохмотьями... скиутт отбрасывает бластер, взмахивает правой лапой в когтистой перчатке, отшвыривает чье-то окровавленное тело... но рыжий Лэри подкатывается сзади ему под ноги, еще кто-то из пацанов с налета бьет прикладом в грудь, заваливает, цепляется за когтистую лапу, наваливаются спереди сразу трое, растягивают гиганта за все четыре - и Игорь, прыгнув сверху, со страшным матом вонзает нож в щель между шлемом и нагрудником - раз, другой, третий...

   ...Угол большого зала. На замусоренном полу - вперемешку мертвые люди и скиутты, оружие, кровь. Семеро скиуттов притиснулись к стене и друг к другу, выставив когтистые перчатки - последнее оружие ближнего боя, шерсть на всех слиплась от своей и чужой крови. Они хрипло, рычаще дышат - трое настоящие гиганты, четверо - ростом со взрослого человека, тоже подростки, последние резервы почти так же, как и Земля, перенапрягшейся в страшной войне расы. Один скулит, поджав левую лапу к груди и тесно прижавшись к прикрывшему его собой взрослому.

   Напротив - полсотни мальчишек, в ожогах и крови, в пыли и копоти, с выставленным оружием. Со свистом рвется возбужденное, яростное дыхание. Сквозь строй проталкивается Игорь и подходит почти вплотную к скиуттам. У него обгорело лицо слева, правая рука - в крови. Он говорит, не заботясь, поймут ли его:

   - Сдавайтесь. Только дёрнетесь - мы вас в клочья голыми руками порвем.

   Тишина, лишь скулит раненый, да похоже дышат те и другие. И вдруг один из скиуттов становятся на колени. Откидывается на спину (кто-то из остальных плачуще взрыкивает). Выпрямляет ноги. И закрывает морду скрещенными лапами.

   Поза сдачи.

   И ложатся остальные... Только один - подросток - вдруг отчаянно лает-хрипит, прыгает в сторону и перерывает себе горло когтями, сползает по стене, заливаясь кровью.

   Остальные - сдаются. Впервые - сдаются людям. Горстке мальчишек...

* * *

   - Дмитрий Иванович!

   Полковник штаба вторжения Макаров поправил перчатку на левой - искусственной - руке, потерянной три года назад в быстрой тупой перестрелке на одной нейтральной планете. Макаров был молод, ему ещё не исполнилось тридцати. Но ворвавшийся в штабной кунг лейтенант был моложе намного. Глаза у мальчишки смотрели шало, губы вздрагивали, ноздри раздувались, как у зверя, испуганного запахом крови.

   Для своего племянника, которого он воспитывал уже пять лет и ответственность за судьбу и честь которого он взял на себя, когда и сам был ещё сущим мальчишкой - после гибели всех родственников Володьки - можно было сделать исключение в субординации. Хотя бы такое...

   - Садись, - Макаров ткнул перчаткой в стул наискось. - Что случилось? Ты же вроде на отдыхе должен быть...

   Вместо того, чтобы сесть, лейтенант почти навалился на стол, приблизив лицо к лицу полковника: