Хрустальное сердце для балагура

- Костя…- осторожно, словно пробуя его имя на вкус, начала я. - Посмотри на меня внимательно. Очень внимательно. И скажи. Я могу танцевать? Я могу СЕЙЧАС танцевать?

На последних предложениях я уже сама слышала истерические нотки в голосе. Было не просто больно. Было адски больно. До сих пор. И вообще…

- Откуда ты узнал? - как-то потерянно прошептала я, вдруг почувствовав, как силы куда-то исчезают.

Привалилась спиной к стене и сжала виски. Надвигающаяся истерика спала от осознания одной простой мысли: я никому ничего не говорила. Я начала жизнь с чистого листа, без танцев. Даже Илья знает не все. Так откуда узнал Елизаров?

Еще один непонимающий взгляд прошелся бульдозером по моей почти вымершей совести. Истеричка! Боже, какая я все-таки потрепанная жизнью истеричка. Отреагировала бы нормально, покрутила бы пальцем у виска и послала к черту… И все бы забылось. А так…

Я криво усмехнулась, проведя по лицу ладонью. Елизаров же не отстанет. Ведь так?

- Яр… Ярусь… - он как-то нерешительно протянул ко мне руку, а потом опустил, словно не решаясь коснуться. Должно быть, я в этот момент чертовски напоминала испуганного и загнанного зверька. Но плевать. Что сделано, уже не вернуть.

И я просто стояла, как завороженная, вглядываясь в собственное отражение в зеленых глазах и не зная, что сказать. И он молчал, словно боясь меня спугнуть.

Резкий звонок с пары заставил нас обоих вздрогнуть и отвести глаза. Уставившись на свои дрожащие пальцы, я стиснула ладони. Наверное, надо развернуться и уйти, Костя вряд ли станет меня удерживать. Не станет же, нет?

Я, правда, качнулась в сторону, намереваясь сбежать. Но не успела. Елизаров, не особо церемонясь, схватил меня за руку и потащил куда-то к лестнице.

- Что?!

- Надо поговорить, Ярусь. Честно и откровенно, - бросил он на ходу, не сбавляя темпа. Так, словно меня вот-вот у него перехватят. Даже не замечая, что я с трудом поспеваю за ним, стараясь не сильно морщиться от боли в ноге.

Правда, длился этот марафон не долго. Затолкав меня в какую-то комнатушку, где обычно тусовались профорги, Елизаров запер ее изнутри и привалился к двери. А потом внимательно на меня посмотрел и выдал:

- А теперь, душа моя, рассказывай. Почему это такой секрет? И что значит “теперь ты не можешь танцевать”?

От внимательного, пристального взгляда брюнета хотелось спрятаться, и я скрестила руки на груди, пытаясь хоть как-то отгородится от чужого любопытства. От Елизарова этот мой маневр не укрылся. Коротко хмыкнув, он повторил мою позу, подпирая спиной входную дверь. Намекая, что без ответов на вопросы он отсюда меня не выпустит.

И нахмурился, требовательно протянув:

- Ну?

Я поежилась, успев прикусить язык до того, как ляпнула что-то эдакое. Хотя меня так и подмывало ответить очередной колкостью, помянув всуе чьи-то отсутствующие мозги. Вместо этого я то ли простонала, то ли прошипела потирая переносицу:

- Елизаров, блин!

- Да хоть оладушек, - ей-богу, кажется, в это царское недоразумение влили всю тормозную жидкость мира. - Я даже согласен побывать всеми десертами мира. Но без твоих ответов отсюда не выйдем ни ты, ни я.

- Елизаров, я не жажду остаться с тобой тут навечно, - передернула я плечом, стараясь оттянуть момент откровенного разговора.

- Какая жалость, - притворно расстроился царский поганец. - А я вот готов с тобой провести целую вечность. Ну или хотя бы выслушать ответы на мои вопросы. Не так много, согласись?

Повисшее между нами молчание затягивалось. Я дернула уголком губ, давя все намеки на истерию. Но удержаться от мысленного сарказма было почти невозможно. Немного, серьезно? Ха-ха, блин! Три раза! Человек хочет, чтобы я ему половину своей жизни выложила на стол и говорит, что просит немногого? Стесняюсь спросить, что же тогда для него много? Весь мир?

Или ограничимся рамками одной несчастной Вселенной?

- Ты, правда, не представляешь, о чем просишь, - наконец, хмыкнула я, присаживаясь на уголок парты. Невольно пройдясь ладонью по бедру.

- Ну, так просвети меня, Яра, - ровным тоном откликнулся он. И это было…

Я снова хмыкнула. Это было хорошо. Правильно. Каким-то чудом Елизаров умудрился выбрать единственно-верный путь в этом чертовом допросе. Потому что прояви он сейчас хотя бы толику сочувствия и участия, или (не дай бог!) жалости я бы, наверное, сорвалась. А так…

- Все просто, Елизаров. Если тебе самому глаза отказывают, позволь просветить. Я не могу больше танцевать. Совсем, - мне даже каким-то чудом удалось натянуть на лицо улыбку. Кривую и совершенно неискреннюю, но на это мне было откровенно плевать. - По медицинским показаниям, последнее, что мне стоит делать - это выходить на паркет. Я ответила на твой вопрос?

Видимо, в этот момент кто-то перерезал шланг и уровень тормозной жидкости в одном конкретном мозгу стал понижаться. На лице даже проявилось - о чудо! - первое задумчивое выражение, а потом и вовсе - понимание…

- Травма?