Хрустальные осколки

Смуглая служанка послушно кивнула, схватила Эни за руку и побежала к выходу. Перед глазами мелькали торжественная суета и пышная рыжая коса Ясмин. В коридоре слуги свернули за угол, но не на кухню, где хлопотали остальные, а дальше, к картинной галерее. Под широким полотном, изображающим спелые гроздья винограда, покоился пестрый ковер. Ясмин отодвинула его, обнажив квадратный люк. Слуги поначалу спустились в кромешную тьму, но вспыхнувший на когтях напарницы янтарный огонек помог осветить погреб. Пахло забродившим виноградом и сыростью. Взгляд остановился на бутылках, лежащих рядами на деревянных многоуровневых стойках. Но тащить пришлось одну из бочек.

В хранилище посуды Ясмин доверила Эни достать графины с верхней полки серванта, а сама принялась откупоривать бочку. По комнате разлился аромат перезрелых ягод и груши. Наполнив графины вином, служанка передала их Эни, и он вернулся в зал уже с напитками.

К приходу гостей стол ломился от всевозможных яств, но разложенные блюда вызывали у Эни лишь тошноту. Он не ел приготовленной плоти и не собирался.

Гости разом заскрипели стульями. Маттиас важно расселся во главе стола, постукивая когтями по пустому кубку. Хьюго шепнул Эни встать рядом с господином и поухаживать за ним.

В отсутствие короля и гостей дышалось куда спокойнее. Эни чувствовал себя увереннее и почти свыкся с обязанностями слуги. Но Маттиас вернулся, пробудив липкий страх из глубин воспоминаний. Эни наклонился наполнить кубок вином и ощутил на себе испепеляющий взгляд. Дрожь накрыла ледяной волной и сковала движения. Он замер статуей, боясь пошевелиться. Хьюго успел придержать графин и тихо отчитал Эни:

– Смелее.

И, словно подхватив ту самую смелость, пленник выдохнул и разлил вино по чашам.

Заскрипел стул. Маттиас привстал из-за стола и поднял кубок.

– За Первый уровень! За боль и страдания грешников! Во славу Темного Владыки! – произнес король торжественную речь и осушил чашу.

Пока когтистые пальцы гостей тянулись к маскам, Хьюго отправил Эни подавать горячее. Пленник дрожащими руками разливал наваристый бульон из супницы по тарелкам, задевая половником плававшие там змеиные шкурки. Ели искушенные господа, по-видимому, все, что ползало и летало. Черный пир не обошелся без жареных крыльев. И когда дошла очередь нести злосчастное блюдо к столу, Эни сам едва не свалился в обморок, будто это его вырванные крылья обваляли в специях и приготовили на адском огне. Хьюго снова подоспел вовремя и помог опустить тарелку на скатерть.

– Соберитесь, Эниан, – покачал он головой.

Тем временем проголодавшиеся гости уже успели снять маски и набросились на угощения, будто дикие звери. Размалеванные лица исказились, а сквозь плотный слой макияжа прорисовывались нечеловеческие черты. Острые клыки отдирали жареное мясо от кости, а на черных губах блестели капли жира и вина.

На мрачном празднике чревоугодия Эни чувствовал себя лишним, но заметил, что за столом пустовало место. Не находил он и леденящих душу черных глаз, а значит, Темный Владыка отсутствовал. Эни облегченно выдохнул и спросил Хьюго:

– А вы не знаете, где Темный Владыка?

– Я передал все угощения его слугам. Он в своих покоях, – монотонно ответил приближенный.

– Он не будет есть с остальными?

– Нет, не будет. Нам запрещено смотреть на Его Темное Превосходство. Вы разве не читали «Основы этикета»?

– Я читал. Но для меня это странно. Они же все – Элита.

– Ничего странного, Эниан. Чем выше статус, тем больше скрытности.

– Я учту это, благодарю вас.

– Я поднимусь к его слугам. А вы не отходите от господина.

И Эни кивнул, провожая взглядом расшитую форму Хьюго. И как он влился в настолько мрачную и порочную реку? Быстро ли забыл о своем прежнем господине? Разве можно забыть сами Небеса? Любопытство мешало сосредоточиться на долге. Но бархатный голос Маттиаса снова заставил покрыться ледяными мурашками.

– Наклонись и открой рот. Хочу покормить тебя.

– Я не голоден, Ваше Темнейшество, – отрезал Эни, догадываясь, чем его хочет угостить хозяин.

– Я знаю, что голоден.

– Не хочу.

– Будешь.

– Нет.

– В тебя что, насильно запихнуть этого гребаного червя?!

Увлеченное чавканье вокруг подозрительно затихло, а горящие сине-зеленые глаза уставились на Эни.

– Маттиас, как некультурно! Не пристало королю ругаться, – покачала головой женщина с изумрудной диадемой.

– Не при маме же, Матти, – упрекнул сидящий рядом брюнет в зеленом бархатном наряде.

– Прошу меня простить, Ваше Темнейшество! Я просто перенервничал. Стараюсь для вас, чтобы все было идеально! А мои слуги еле на ногах стоят, – оправдывался король.

– Это у них семейное, – вздохнула пожилая леди. – Моя невестка такая же грубиянка. А внук… Кто бы язык ему подрезал! Длинный-то какой!

– Мама!

– Малии всегда были грубыми и вспыльчивыми! Чему вы удивляетесь, Минерва? – вмешалась Одджит, что сидела напротив. Эни узнал ее по скрипучему голосу. На лицо она оказалась такая же неприятная, хмурая, с отталкивающими острыми чертами.

– Господа! А не пора ли нам насладиться музыкой? – сгладил напряжение Маттиас и щелкнул пальцами: – Музыку!