Хрустальный грифон

— Подай мне свежую рубаху, — попросил я, указав на свои тюки, но, взглянув на него, понял, что тот все еще не сводит с меня глаз. Интересно, что он ожидал увидеть? Какие-то колдовские знаки? Звериную шерсть? Я оглядел себя. Тело как тело. И только тут заметил, что забыл снять еще кое-что. Мой грифон висел у меня на груди. Я так привык к нему, что практически перестал замечать. Осторожно перекинув цепочку черкез голову, я положил шар на стол. Слуга немедленно уставился на него. Пусть его смотрит. Наверное, он решит, что это мой талисман. Многие наши носили талисманы, и к этому давно привыкли.

Я быстро помылся и, прежде всего, надел своего грифона. Слуга тут же подал мне рубаху, помог натянуть и застегнуть камзол и подал перевязь с коротким мечом. После этого он откланялся и, захватив таз, вышел из комнаты. Скорее всего, он спешил на кухню, поскорее поделиться своими новостями с товарищами. Как только я остался один, снова снял свой шар и осторожно сжал его в руках.

Как всегда, он сразу стал нагреваться, и это тепло ласкало и успокаивало меня. Я все больше верил, что этот шар, созданный задолго до того, как первые люди пришли в эти долины, все это время дожидался именно меня и теперь рад, что попал мне в руки.

Но сейчас все мои мысли занимало совсем другое. С той минуты, как я узнал, что меня вызывают в Ульм, меня больше всего беспокоила встреча с матерью. После всех этих лет отчуждения, что мы можем сказать друг другу? Захочет ли она пойти мне навстречу, и смогу ли я ей ответить? Так я размышлял, сжимая в руках своего грифона, и ко мне неожиданно пришла полная ясность, словно какой-то внутренний голос шепнул мне ответ на все вопросы. И я поверил ему сразу и бесповоротно.

Я понял, что никакая встреча между нами ничего не изменит. Как были мы чужими друг другу, так и останемся. Но что странно, не обиду ощутил я при этом, а наоборот, настоящее облегчение. Я понял, что она сама решила, что мы ничем не связаны, и я ей ничего не должен. Я буду вести себя с ней так, как требует ее положение в Ульме, и только. Ни родственной, ни какой другой близости между нами не будет.

Шар в моей руке начал слегка светиться, но тут я услышал, что кто-то подошел к двери, и поспешил спрятать шар на груди, тут же повернувшись навстречу входящему.

Сам я был невысок и худощав, так что на входящего высокого и мощного юношу мне пришлось смотреть снизу вверх. Он был очень широкоплеч, с толстой шеей и тяжелой, выступающей вперед челюстью. Настоящая грива светлых густых волос, не поддающихся никакому гребню. Одет он был в великолепно вышитый, богатый камзол, который непрерывно оглаживал и оправлял, словно приглашая всех полюбоваться.

Но как бы ни был он огромен, в проеме двери с ним рядом нашлось место еще для одного человека. Этот был невысок и худощав, как я. Волосы у него тоже были темные, как у меня. И все черты лица выдавали, что он принадлежит к нашему роду. Только лицо у него было какое-то стертое и незначительное, хотя мне и показалось, что за этим может скрываться острый и недобрый ум.

Я сразу почувствовал, что это враги, а второй, пожалуй, даже опаснее первого. Яго описал их довольно точно. Туповатый громила был моим близким родственником — мой сводный брат Хлимер, а второй, конечно, Роджер — нареченный моей сестры.

— Приветствую вас, родичи! — по обычаю я приветствовал их первым.

Хлимер расплылся в широкой издевательской ухмылке.

— Смотри, он не зарос шерстью и, похоже, когтей у него тоже нет. Почему же, собственно, его называют чудовищем? — он говорил обо мне, словно я был бессловесной вещью. Но если он рассчитывал таким образом спровоцировать меня, то просчитался. Мне он сразу показался не слишком умным, и его поведение вполне это подтверждало.

Трудно сказать, как бы он повел себя дальше, но тут вмешался Роджер. Не обращая внимания на болтовню своего приятеля, он вежливо и приветливо ответил мне:

— И мы рады приветствовать тебя, родич!

Голос Хлимера, как это нередко бывает у таких гигантов, был высок и слегка дребезжал, у Роджера же был приятный, теплый голос, и если бы я не был предупрежден заранее, то вполне мог бы поверить в его искренность.

Они проводили меня в главный зал, и я с облегчением увидел, что кресла для дам не поставлены, значит, будет чисто мужская компания. Видимо, моя мать со своими дамами решила ужинать в своих покоях. И так как ситуация была всем понятна, за столом это не обсуждалось.

Я видел, что отец время от времени настороженно поглядывал на меня. Я сидел напротив него, на дальнем конце стола, между Роджером и Хлимером. Возможно, это получилось случайно, но теперь он не мог ничего подсказать мне или в чем-то исправить, не обратив при этом на меня общего внимания.