Хрустальный грот

Если он доберется до меча, то убьет меня в несколько секунд! Я перекатился, приподнялся, чтобы встать на ноги, и, не успев выпрямиться, заскользил вниз по склону, к мечу. Бритаэль застиг меня, когда я еще не встал с колен. Он пнул меня сапогом сперва в бок, потом в спину. Боль взорвалась внутри меня, кости мои размякли, и я снова рухнул наземь, но почувствовал, как моя вытянутая нога уперлась в сталь — меч сорвался с кочки травы, в которой он застрял, и, мягко сверкнув на прощанье, полетел в пропасть. Казалось, прошло несколько секунд, прежде чем сквозь шум волн до нас донесся тонкий и нежный звон металла, ударившегося о камни.

Но не успел этот звон долететь до нас, как Бритаэль вновь бросился на меня. Я стоял на одном колене и медленно, с трудом поднимался. Сквозь кровь, заливавшую мне глаза, я увидел кулак, летящий мне в грудь, и попытался уклониться, но его удар отшвырнул меня в сторону, и я вновь распростерся на сырой траве. У меня перехватило дыхание, и на миг я перестал видеть. Я почувствовал, что перевернулся и скольжу вниз. Помня о том, что лежит внизу, я вслепую вцепился левой рукой в траву, чтобы не упасть. В правой я все еще держал свой меч. Бритаэль снова бросился на меня и обеими ногами прыгнул на мою руку, туда, где она сжимала меч. Рука сломалась о металлическую гарду. Я слышал, как треснула кость. Меч взлетел вверх, как боек в ловушке, и рубанул Бритаэля по руке. Он зло ахнул и на миг отскочил. Мне как-то удалось перехватить меч левой рукой. Бритаэль снова прыгнул на меня, так же стремительно, как раньше. Я пытался отползти, но он шагнул вперед и снова наступил на мою сломанную руку. Кто-то взвыл. Я рванулся, не помня себя от боли, ничего не видя вокруг. Из последних сил я ударил мечом куда-то вверх, в возвышающееся надо мной тело, почувствовал, как меч вывернулся у меня из руки, и рухнул наземь, не сопротивляясь, ожидая последнего пинка, который швырнет меня в пропасть.

Я лежал, задыхаясь, выворачиваясь наизнанку, давясь желчью, уткнувшись лицом в землю и уцепившись левой рукой за мягкую кочку армерии, как утопающий за соломинку. Утес сотрясался от ударов волн, и даже эта слабая дрожь отдавалась болью в моем теле. Болело все. Бок горел так, словно сломанные ребра вдавились внутрь тела, со щеки, которой я прижимался к земле, была содрана кожа. Рот был полон крови, а правая рука казалась сплошным месивом боли. Я слышал, как вдалеке кто-то жалостно постанывает от боли.

Кровь у меня во рту запузырилась и потекла по подбородку, и я понял, что это стонал я сам, Мерлин, сын Амброзия, великий чародей! Стиснув зубы, я принялся подниматься на ноги.

Боль в руке была жестокая — хуже всего остального. Я даже не столько чувствовал, сколько слышал, как обломки костей трутся друг о друга. Поднявшись на колени, я пошатнулся и не решился встать на ноги так близко от обрыва. Позади меня накатил девятый вал: прогремел, взметнул в сереющее небо брызги пены, потом откатился, а на смену ему уже шла другая волна. Утес дрожал. Над головой с криком проплыла чайка — первая за утро.

Я отполз подальше от края пропасти и встал на ноги.

Бритаэль лежал на животе у порога потайной двери, словно пытался заползти внутрь. Позади него на траве растекалась лужа крови, слизистая, словно след улитки. Бритаэль был мертв. Я последним отчаянным ударом перерезал ему вену в паху, и жизнь вытекла из него, пока он пытался доползти за помощью.

Я опустился на колени рядом с ним, чтобы убедиться, что он мертв.

Потом стал толкать его вниз до тех пор, пока он сам не покатился вниз по склону и не рухнул в море вслед за своим мечом. Ну а кровь сама уйдет. Дождь начинался снова, и, если повезет, кровь смоет прежде, чем кто-то ее заметит.

Дверь все еще стояла открытой настежь. Я как-то ухитрился дойти до нее и встал, прислонившись плечом к косяку. В глаза мне тоже текла кровь. Я стер ее мокрым рукавом.

Ральф исчез. Привратник тоже. Факел в скобе почти догорел, и в дымном свете было видно, что в каморке и на лестнице никого нет. В замке было тихо. Дверь наверху лестницы стояла приоткрытой, там горел свет и слышались голоса. Было ясно, что люди торопятся, но не сильно встревожены. Должно быть, наверху все в порядке; тревогу еще никто не поднял.

Я дрожал от предрассветного холода. Свой плащ я где-то успел обронить. Искать его я не стал. Отцепился от косяка, проверяя, могу ли стоять, ни за что не держась. И заковылял по тропе к бухте.

Глава 10