Она сидела очень прямо и смотрела мимо меня, на стену. Сегодня при ней была женщина – одна из монахинь, что сопровождали ее к Динас-Бренину. Я увидел, как она сделала знак креста, но Ниниана сидела неподвижно, как бы всматриваясь во что-то незримое, и размышляла.
– Расскажи.
Я рассказал ей все, что знал об осаде Доварда. Монахиня снова крестилась, но мать ни разу не шевельнулась. Когда я закончил, ее взгляд обратился на меня.
– Ты теперь уедешь?
– Да. Хочешь что-нибудь ему передать?
– Когда мы увидимся снова, – сказала она, – у нас будет достаточно времени.
Я расстался с ней. Она сидела все так же, глядя мимо мерцающих аметистов на стене на что-то удаленное во времени и в пространстве.
Кери не было видно. Я немного подождал, потом медленно пересек внешний двор, направляясь к воротам. Она стояла в глубокой тени арки ворот. Я ускорил шаг. В голове у меня вертелось множество всего, что можно было ей сказать, но все это было одинаково бесполезно: как можно продлить то, чего продлить нельзя? Но все это оказалось ненужным. Она протянула свою прелестную ручку и умоляюще коснулась моего рукава.
– Господин мой…
Капюшон был сдвинут назад, и я увидел, что в глазах у нее стоят слезы.
– В чем дело? – резко спросил я. Наверно, на какой-то миг я поверил, что она плачет оттого, что я уезжаю. – Кери, в чем дело?
– Зубы болят…
Я уставился на нее. Наверно, у меня был такой дурацкий вид, словно мне дали оплеуху.
– Вот тут, – сказала она и коснулась щеки. Капюшон совсем свалился на плечи. – Уже несколько дней болит. Пожалуйста, господин мой…
– Я не зубодер, – ответил я охрипшим голосом.
– Но если ты хотя бы прикоснешься…
– И не маг… – начал было я, но она подступила вплотную, и слова застряли у меня в горле.
Она пахла жимолостью. Волосы у нее были золотые, цвета спелой соломы, а глаза – серые, как нераспустившиеся пролески. Не успел я понять, что происходит, как она взяла мою руку, зажала ее меж своих ладоней и поднесла к щеке.
На миг я напрягся, словно собираясь вырвать руку, потом опомнился, мягко раскрыл ладонь и приложил ее к щеке девушки. Большие пролесковые глаза были невинны, как небо. Когда она придвинулась ко мне, ворот ее платья отвис, и мне стали видны ее груди. Кожа у нее была гладкая, как вода, и щеку мне грело ее сладостное дыхание.
Я бережно отнял руку и отступил назад.
– Ничем не могу тебе помочь.
Наверно, мой голос звучал очень хрипло и грубо. Она опустила ресницы и смиренно сложила руки. Ресницы у нее были короткие, густые, золотистые, как и волосы. В уголке рта крохотная родинка.
– Если к утру не полегчает, зуб придется вырвать, – сказал я.
– Уже полегчало, господин мой! Как только ты притронулся, сразу все и прошло!
Ее голос был полон радостного изумления, а рука коснулась того места, до которого только что дотрагивалась моя. Это движение было похоже на ласку. Я ощутил болезненный толчок крови. Внезапно Кери снова схватила мою руку и поспешно, робко наклонилась и прижала ее к губам.
Потом ворота распахнулись, и я очутился на пустынной улице.
Глава 4
Судя по тому, что рассказал мне гонец, Амброзий правильно поступил, решив сперва покончить с Вортигерном и только потом идти на саксов. Уничтожение Доварда и варварская жестокость, с какой это было сделано, произвели впечатление. Те саксонские захватчики, что дальше всего продвинулись вглубь страны, начали отступать на север, в дикие ничейные земли, которые всегда служили плацдармом для всех нашествий. Они остановились к северу от Хамбера, построили укрепления там, где могли, и принялись ждать Амброзия. Поначалу Хенгист думал, что у Амброзия в распоряжении всего лишь его бретонская армия, не подозревая, какое это опасное орудие. Как доносили, он полагал, что к Амброзию присоединилась лишь малая часть островных бриттов. Так или иначе, саксы так часто били бриттов поодиночке, что привыкли считать их легкой добычей. Но теперь, когда вождя саксов настигли вести о том, что под знамя Красного Дракона сбираются тысячи, и о победе в Доварде, он решил не отсиживаться за стенами к северу от Хамбера, но быстрым маршем вернуться на юг, чтобы встретить бриттов в том месте, которое он выберет сам, захватить Амброзия врасплох и разгромить его армию.
Амброзий снова двигался с цезарской скоростью. Это было необходимо: отходящие саксы оставляли за собой выжженную землю.