– Может, мне и удастся поспать, если он ляжет. – Ульфин еле заметно улыбнулся. – Сделай питье покрепче, ладно, господин? И позаботься о том, чтобы оно было вкусное.
– Да выпьет он его, не бойся.
– Да я не о нем беспокоюсь, – сказал Ульфин. – Я о себе…
– О себе? А, понятно. Ты имеешь в виду, что тебе придется отведать его первым?
Он кивнул.
– Ты все пробуешь прежде него? И еду, и питье? И даже любовные настои?
– Любовные настои? Для него? – Ульфин застыл с раскрытым ртом. Потом рассмеялся. – А, ты шутишь!
Я улыбнулся:
– Хотел посмотреть, умеешь ли ты смеяться. Ну вот, пришли.
– Погоди, я сейчас.
Кадаль ждал меня у огня. Мне отвели уютную комнату в изгибе стены башни, и Кадаль поддерживал в очаге яркий огонь, над которым кипел большой котел с водой, стоящий на железной решетке для дров. Кадаль уже достал мою шерстяную ночную рубашку и расстелил ее поперек кровати.
На сундуке у окна лежала охапка одежды, переливающаяся золотым и алым, отделанная мехом.
– Это что такое? – спросил я, садясь, чтобы Кадаль мог снять с меня сапоги.
– Король прислал тебе одеяние для завтрашнего торжества, господин.
В комнате возился мальчик-слуга, наливавший ванну, поэтому Кадаль, против обыкновения, держался официально. Управившись, мальчик поспешно выскользнул из комнаты, повинуясь кивку Кадаля.
– Что это с ним?
– Ну, знаешь ли, не каждый день приходится наливать ванну волшебнику…
– О господи! Что ты ему наговорил?
– Ничего особенного. Просто сказал, что, если он тебе не угодит, ты превратишь его в летучую мышь.
– Дурак. Нет, Кадаль, погоди. Принеси мой ящик. За дверью ждет Ульфин. Я обещал приготовить отвар.
Кадаль повиновался.
– А в чем дело? У него все еще болит рука?
– Да нет, не ему. Королю.
– А-а.
Он больше ничего не сказал, но, когда я приготовил лекарство и Ульфин ушел, спросил:
– Что, неужто в самом деле так скверно, как говорят?
– Хуже.
Я коротко пересказал ему свой разговор с королем.
Он выслушал меня и нахмурился.
– И что теперь делать?
– Найти способ повидаться с дамой. Нет, не ночную рубашку – ее, увы, придется отложить. Дай мне чистое платье, что-нибудь темное.
– Да ты что, прямо сейчас к ней собрался? Время уже за полночь!
– Я никуда не собираюсь. Тот, кто должен прийти, придет сам.
– Но ведь у нее Горлойс…
– Помолчи, Кадаль. Мне надо подумать. Ступай. Спокойной ночи.
Когда дверь за ним закрылась, я подошел к креслу у огня. Я сказал, что мне надо подумать, но это была неправда. Все, что мне было нужно, – это тишина и огонь. Медленно, постепенно я очистил свой разум от мыслей. Они уходили из меня, как песок из сосуда, оставляя пустым и легким. Я ждал, опустив руки поверх серой туники, открытый, пустой. Было очень тихо. Откуда-то из темного угла послышалось сухое потрескивание старых досок. Взметнулось пламя. Я смотрел в огонь, но безучастно, как обычный человек, вглядывающийся в уютное пламя холодной ночью. Мне не нужно было видений. Я лежал, легкий, как сухой лист, на поверхности потока, что в ту ночь нес меня к морю.
За дверью внезапно послышался шум, голоса. В перегородку постучали, и в комнату, закрыв за собой дверь, вошел Кадаль. Он выглядел настороженным и несколько напуганным.
– Горлойс? – спросил я.
Он сглотнул и кивнул.
– Пригласи его сюда.
– Он спрашивал, был ли ты у короля. Я сказал, ты всего пару часов как приехал и ни с кем еще повидаться не успел. Так?
Я улыбнулся:
– Тобой руководили свыше. Зови его сюда.
Горлойс быстро вошел. Я встал, приветствуя его, и подумал, что он переменился не меньше Утера: его широкие плечи поникли, и впервые по нему было видно, что он стар.
Он отмел в сторону мои церемонные приветствия.
– Ты еще не ложился? Мне сказали, что ты приехал…
– Да. Едва успел к коронации. Не присядешь ли, господин мой?
– Спасибо, нет. Мерлин, мне нужна твоя помощь. Дело в моей жене. – Пронзительные глаза уставились на меня из-под седых бровей. – Конечно, никогда не поймешь, что ты думаешь, но ведь ты слышал?
– Да, какие-то сплетни, – осторожно ответил я, – но ведь об Утере всегда ходило множество сплетен. Но не слышал, чтобы кто-то посмел в чем-то упрекнуть твою жену.
– Пусть только попробуют, клянусь богом! Однако я не за этим пришел сегодня. С этим ты ничего поделать не сможешь. Хотя, возможно, ты единственный человек, который способен вразумить короля. Но если тебе удастся уговорить его отпустить нас назад в Корнуолл, не дожидаясь окончания празднеств… Ты ведь сделаешь это – для меня?
– Если сумею.
– Я знал, что могу на тебя положиться. А то теперь в городе такое творится, что не поймешь, кто тебе друг, а кто – так. Утер не из тех людей, кому легко противоречить. Но ты это можешь – и решишься, что важнее. Ты сын своего отца, и ради нашей старой дружбы…
– Я же сказал, что сделаю!
– В чем дело? Ты не болен?
– Ничего. Просто устал. Дорога была трудная. Я увижусь с королем завтра утром, прежде чем он отправится на коронацию.
Горлойс поблагодарил меня коротким кивком.
– Я пришел к тебе не только за этим. Не мог бы ты сейчас поговорить с моей женой?
Последовала мертвая тишина, такая долгая, что я боялся, что он что-нибудь заподозрит. Потом я сказал: