Хрустальный грот. Полые холмы

Внезапно села, отбросив назад темные волосы, и откинула одеяла. Пожилая женщина схватила длинное синее платье и подбежала к ней. Игрейна набросила его на плечи, поверх белой ночной сорочки, вскочила с постели и беспокойно подошла к окну.

Стоя, она оказалась высокой для женщины, и фигура ее могла бы взволновать и менее пылкого человека, чем Утер. Длинная, тонкая шея, грациозно посаженная головка. Распущенные темные волосы струились по спине. Глаза – синие, не голубые, как у Утера, а темно-синие кельтские глаза. Гордый рот. Очень красивая – и отнюдь не игрушка для мужчины. «Если Утер хочет ее, – подумал я, – ему придется сделать ее своей королевой».

Она остановилась, не дойдя до окна. Если бы подошла к окну, ее могли бы увидеть со двора. Нет, эта дама головы не теряет…

Обернулась.

– Я дочь короля, из рода королей. Разве ты не видишь, что довело меня до подобных мыслей? Не видишь? – страстно повторила она. – В шестнадцать лет меня выдали замуж за владыку Корнуолла. Он хороший человек, я чту и уважаю его. И пока не приехала в Лондон, уже наполовину смирилась с тем, что мне придется исчахнуть и умереть там, в Корнуолле. Но он привез меня сюда, и здесь это случилось. Теперь я знаю, чего хочу, но мне, жене Горлойса Корнуэльского, это недоступно. Мне ничего не остается, как ждать и молчать, ибо от моего молчания зависит не только моя честь, но и мужа, моего дома, а также безопасность королевства, за которое умер Амброзий и которое сам Утер только что скрепил огнем и кровью.

Она резко сделала шага два, потом вернулась обратно.

– Я не какая-нибудь мерзавка Елена, ради которой люди сражались, гибли, разоряли королевства. Не хочу стоять на стене и ждать, кому из могучих героев я стану наградой. Не могу обесчестить ни Горлойса, ни короля в глазах людей. А если явлюсь к нему тайком – тогда обесчещу себя в своих глазах. Я женщина, страдающая от любви, да. Но я еще и Игрейна Корнуэльская!

– И ты, значит, намерена ждать, когда сможешь прийти к нему с честью, как его королева? – холодно спросил я.

– А что мне остается?

– Значит, так ему и передать?

Она ничего не ответила.

– Ты позвала меня затем, чтобы я предсказал будущее? Чтобы узнать, сколько осталось жить твоему мужу?

Она снова промолчала.

– Игрейна, это все сводится к тому же. Если я передам Утеру, что ты любишь и хочешь его, но не будешь принадлежать ему, пока жив твой муж, – как ты думаешь, долго ли после этого будет жить Горлойс?

И опять она ничего не сказала. «Тот же дар – умение молчать», – подумалось мне. Я стоял между нею и очагом и видел, как пламя бьется вокруг нее, струится вверх по белой сорочке и синему платью, как свет и тени переливаются волнами, как бегущая вода или трава под ветром. Пламя взметнулось; моя тень упала на нее, разрослась, поползла вверх, встретилась с ее тенью и соединилась с ней, так что на стене за спиной Игрейны встал не красно-золотой дракон, не падучая звезда с сияющим хвостом, но огромная туманная тень из воздуха и тьмы, созданная пламенем. И когда пламя опало, она опала вместе с ним, уменьшилась, усохла и оказалась вновь всего лишь тенью Игрейны, женщины тонкой и прямой, как меч. А там, где стоял я, не было ничего.

Она шевельнулась, и свет лампы вновь сделал комнату теплой и реальной, пахнущей яблоневыми дровами. Игрейна смотрела на меня – в лице ее появилось нечто новое, чего раньше не было. Наконец она произнесла ровным голосом:

– Говорила же, что от тебя ничто не укроется. Хорошо, что ты высказал это вслух. Я и сама думала об этом. Но надеялась, что, послав за тобой, я смогу снять вину с себя и с короля.

Когда темная мысль облекается в слова, она выходит на свет.

– Если бы ты поступала, как обычная женщина, давно могла бы утолить свое желание, точно так же как и король, поступай он, как обычный мужчина.

Я остановился. В комнате было абсолютно тихо, и я вновь заговорил – не задумываясь, слова приходили ко мне ниоткуда, ясными и отчетливыми.

– Если хочешь, я могу подсказать, как принять любовь короля, поступая так, как положено тебе, не роняя ни своей, ни его чести, ни чести своего мужа. Если я скажу, как это сделать, ты согласишься принадлежать ему?

Пока я говорил, глаза ее расширились и вспыхнули. Но она все равно ответила не сразу, сперва поразмыслила.

– Да.

Голос ее был ровным, и я ничего не мог по нему распознать.

– Если ты будешь повиноваться, я могу сделать это для тебя, – сказал я.

– Что я должна делать?

– Значит, ты обещаешь мне это?

– Слишком торопишься, – сухо сказала она. – Или ты сам заключаешь сделки, не узнав, что от тебя потребуют?

Я улыбнулся:

– Нет. Ну что ж, слушай. Когда ты притворилась больной, чтобы призвать меня к себе, что ты сказала служанкам и мужу?

– Только что мне плохо и я не хочу никого видеть. Что, если я должна завтра быть на коронации вместе с мужем, мне нужно сегодня поговорить с врачом и принять какое-нибудь лекарство. – Она улыбнулась, немного криво. – Я сделала это еще и затем, чтобы не сидеть на пиру рядом с королем.

– Хорошо. Скажешь Горлойсу, что ты беременна.

– Беременна?!