Хрустальный грот. Полые холмы

Не знаю, что я ожидал найти в Маридунуме, – по-моему, меня это даже особенно не волновало. Не возвращение домой возбуждало и радовало меня, а то, что я наконец могу сделать что-то для Амброзия. Правда, я еще не пророк, но зато я мужчина и его сын. Похоже, я тогда про себя надеялся, что мне придется умереть за него. Я был еще очень молод…

До моста мы добрались без приключений. На мосту нам повезло: мы встретились с барышником, у которого была при себе пара лошадок – он надеялся сбыть их в городе.

Я купил одну из них, поторговавшись ровно столько, чтобы не возбудить подозрений; он был так доволен, что даже отдал мне в придачу довольно потертое седло. К тому времени как сделка была завершена, солнце уже встало и на дороге появились люди. Но на нас никто особого внимания не обратил – кроме одного мужичка, который, видно, признал лошадь. Он ухмыльнулся и сказал – скорее Кадалю, чем мне:

– И далеко ты собрался уехать, парень?

Я сделал вид, что не расслышал. Уголком глаза я видел, как Кадаль развел руками, пожал плечами и закатил глаза, как бы говоря: «Мне приходится делать, что он велит, а что с него возьмешь!»

На дорожке, ведущей вдоль берега, никого не было. Кадаль шагал рядом со мной, взявшись рукой за узду.

– Ты знаешь, а он прав. На этой старой кляче далеко не уедешь. А кстати, далеко ли нам?

– Должно быть, меньше, чем мне кажется. От города – миль шесть.

– И все в гору?

– Ну, на худой конец, пойду пешком.

Я провел ладонью по жилистой шее конька.

– А ты знаешь, он вовсе не так плох, как кажется. Откормить его как следует – и он будет в порядке.

– Ну ладно, значит, ты не зря деньги выкинул. Что ты высматриваешь там, за стеной?

– Я тут жил.

Мы проезжали мимо дворца моего деда. Он, похоже, почти не изменился.

Сидя на лошади, я мог заглянуть за стену. На террасе росла айва. Ее огненные цветы раскрывались под лучами утреннего солнца. А вот и сад, где Камлах угощал меня отравленным абрикосом. А вот и ворота, через которые я выбежал тогда, заливаясь слезами…

Конек вез меня дальше. Вот фруктовый сад. Почки на яблонях уже набухли, вокруг терраски, где, бывало, сидела и пряла Моравик, пока я играл у ее ног, пробивалась упругая молодая трава.

А вот и то место, где я перемахнул через стену в ночь побега; вот к этой наклонившейся яблоне я привязал тогда Астера.

Стена была разрушена, и я видел сквозь пролом лужайку с жесткой травой, по которой бежал в ту ночь, выпрыгнув из окна своей комнаты, ставшей погребальным костром Кердика.

Я остановил лошадь и вытянул шею, чтобы разглядеть дом. Я неплохо потрудился в ту ночь: все строения – моя комната и примыкавшие к ней ряды построек – исчезли. Но конюшни были все те же – значит, огонь не добрался до них в ту ночь.

Две стороны колоннады, уничтоженные огнем, были отстроены заново, в современном стиле, который никак не гармонировал со всем остальным: квадратные столбы, сложенные на скорую руку из больших, грубо отесанных камней, поддерживали бревенчатую крышу, а между ними были глубокие квадратные окна.

Строение выглядело уродливым и неуютным – единственным его предназначением было защищать от непогоды. «Нет, – подумал я, – лучше снова сесть в седло и ехать дальше, в пещеру…»

– Чего ты ухмыляешься? – спросил Кадаль.

– Ничего. Просто я, кажется, сделался настоящим римлянином. Как ни странно, здесь я уже не чувствую себя дома. Хотя, честно говоря, в Малой Британии тоже.

– А где же тогда твой дом?

– Сам не знаю. Должно быть, там, где граф. Так что в ближайшее время моим домом, видимо, будет что-нибудь в этом духе. – Я кивнул на старые римские казармы, видневшиеся позади дворца.

Они лежали в руинах, там царило запустение. Оно и к лучшему, подумал я. По крайней мере, судя по всему, Амброзию не придется сражаться за этот город. Дайте Утеру двадцать четыре часа, и он живо приведет все в порядок. А вот и монастырь Святого Петра. Его, по всей видимости, не коснулись ни огонь, ни копье.

– Знаешь что? – сказал я Кадалю, когда мы обогнули стену монастыря и начали подниматься по тропе, ведущей к мельнице. – Если и есть место, которое я могу назвать своим домом, так это пещера Галапаса.

– Ну, вот это уж совсем не по-римски, – сказал Кадаль. – Нет, мне подавай добрую таверну, теплую постель да жареную баранинку, а пещеры можешь оставить себе.

Даже с этой дохленькой лошадкой дорога показалась мне короче, чем раньше.

Мы скоро добрались до мельницы и повернули наверх. Словно и не было всех этих лет. Казалось, лишь вчера я въезжал в эту долину, светило солнце, и ветерок шевелил сивую гриву Астера. Нет, даже еще не Астера – вон под тем же терновником как будто тот же самый придурковатый мальчишка стережет тех же овец, что и в тот день, когда я приехал сюда впервые.

Когда мы подъехали к развилке, я невольно огляделся, ища вяхиря. Но все было тихо – лишь кролики перебегали в зарослях молодого папоротника.

То ли конек почуял, что ехать уже недалеко, то ли ему просто понравилось ступать по траве и нести нетяжелую ношу, но он ускорил шаг. Впереди показался выступ, за которым открывался вход в пещеру.

У купы боярышника я натянул повод.