Хрустальный грот

Это было легко и становилось все легче. Я увидел презренье и ярость в его глазах, когда он уклонялся от падавшего острия. Я промахнулся, и лезвие вошло глубоко в губчатые водоросли. За то мгновенье, что я выдергивал меч, он подладился под мою тактику, и его стальной кулак сильно ударил меня в ухо; затем, изогнувшись, он вскочил на ноги и прыгнул вниз на скользкий склон, туда, где в двух шагах от края утеса блестел в траве его меч.

Если бы ему удалось завладеть им, то, чтобы покончить со мной, Бритаэлю хватило бы и минуты. Я перевернулся, силясь подняться на ноги и броситься за ним. Я успел лишь стать на колени. И получил удар ногой под дых, а затем — по спине. Боль взорвалась внутри меня, словно кровяной пузырь, мои кости словно расплавились — и я вновь растянулся плашмя. Но, падая, я зацепил ногой за меч, столкнул его, и тот заскользил по мокрой траве и, слабо блеснув, перевалился через край утеса. Несколько мгновений спустя нам показалось, что сквозь грохот разбивающихся волн до нас донесся тонкий и нежный звук металла, упавшего на камни.

Но прежде чем этот звон мог достичь нас, он снова бросился на меня. Я успел только подтянуть к животу колено, чтобы с трудом и болью заставить себя подняться. Сквозь кровь, застившую мне глаза, я увидел опускавшийся на меня кулак и попытался увернуться, но его удар пришелся мне в шею, отбросив меня в сторону, так что, задыхающийся и ослепленный, я вновь растянулся на мокрой траве. Почувствовав, что скольжу, я, помня о пропасти, вслепую хватался за дерн, пытаясь остановить свое паденье. В правой руке я все еще сжимал меч. Бритаэль опять прыгнул ко мне, обеими ногами приземлившись на мою правую кисть. На металле эфеса затрещали кости. Я почувствовал, что пальцы мои разжались, выронили меч. Меч взметнулся вверх, словно кол в ловушке на зверя, ударив моего противника по вытянутой вперед руке. Он выдохнул бессвязные проклятья и мгновенно отпрыгнул. Не помню, как меч очутился в моей левой руке. И на сей раз Бритаэль тут же оказался рядом со мной и, когда я попытался отползти, наступил на мою изувеченную руку. Кто-то закричал — мучительно и страшно. Я замолотил ногами, обезумев от боли и ничего перед собой не видя. Из последних сил я, уже ни на что не надеясь, ткнул мечом в его туловище, высящееся надо мной на широко расставленных ногах, и почувствовал, как меч вырвался из моей руки, и, забыв о сопротивлении, остался ждать, пока последний удар ногой сбросит меня с утеса.

Я лежал, хватая ртом воздух, задыхаясь от подкатившей к горлу желчи и вцепившись левой рукой в мягкий дерн так, словно цеплялся за саму жизнь. Неистовые удары волн сотрясали скалу, и даже это слабое дрожание заставляло корчиться мое тело. Оно было пропитано болью. В боку жгло так, что казалось, ребра мои вдавлены внутрь, а со щеки, прижатой к земле, словно содрали кожу. Рот наполнился кровью, а правая рука превратилась в единый сгусток мучительной боли. Из далекого далека я услышал чьи-то смутные стенания.

Кровь пузырилась у меня изо рта, стекая по подбородку на землю. Я понял, что именно из моих уст исходят вместе с кровью эти жалкие звуки. Мерлин, сын Амброзия, принц, великий волшебник. Сглотнув кровь, я сжал челюсти и попытался приподняться, цепляясь за дерн.

Невыносимая боль в правой руке была хуже всего, что мне довелось испытать, — мне казалось, я скорее слышу, чем чувствую, как трутся, скрежещут друг о друга кости размозженного запястья. Поднявшись на колени, я пошатнулся и не отважился выпрямиться на краю пропасти. Подо мной в утес ударил огромный вал, прогремев и взметнув фонтан брызг в серое небо. Утес содрогнулся. В небе кричала, паря, первая утренняя чайка.

Я отполз от края пропасти и только тогда стал на ноги.

Бритаэль лежал ничком у самой калитки, словно из последних сил пытался заползти внутрь. За ним по дерну протянулся кровавый след, блестевший на траве, словно след от улитки. Он был мертв. Мой последний отчаянный удар рассек артерию в паху, и пока Бритаэль полз, взывая о помощи, жизнь вытекла из него по капле. Часть крови, заливавшей меня, должно быть, принадлежала ему.

Я опустился рядом с ним на колени, чтобы удостовериться, что он мертв. Затем стал переворачивать тело до тех пор, пока оно не покатилось по склону и не полетело в море вслед за мечом. О кровавом следе можно было не беспокоиться. Снова пошел дождь, и если повезет, он смоет кровь до того, как кто-нибудь увидит ее.

Потайная дверь все еще стояла нараспашку. Я кое-как добрался до нее и остановился, привалившись плечом к косяку. Кровь заливала мне глаза. Я стер ее мокрым рукавом.

Ральф исчез. Привратник тоже. Факел почти догорел, и в его чадном свете лестница и сторожка были пусты. В замке было тихо. Дверь на вершине лестницы была приотворена, и до меня донеслись негромкие голоса. Тихие, настойчивые, но не встревоженные. Утер и его помощники по-прежнему были на коне: призывы о помощи остались неуслышанными.