Хрустальный грот

— Нет. Когда он подъехал, у ворот был Ральф, и Бритаэль просто спросил, не приезжал ли кто-нибудь в замок, потому что он встретил внизу всадника. Ральф сказал ему, что никого не было, и он поверил. Мы впустили его, а затем убили.

— Утер, — предположил, а не спросил он. Его глаза были закрыты.

— Нет. Утер все еще был у герцогини. Я не мог позволить Бритаэлю захватить его врасплох. Он убил бы и ее.

— Ты? — Его глаза распахнулись, прояснившись от удивленья.

— Ну же, Кадал, не очень-то ты мне льстишь, — улыбнулся я ему. — Хотя, боюсь, я не заслужил твоей похвалы. Это была грязная драка. Король даже правил-то таких не знает. Я изобретал их по ходу дела.

На сей раз он по-настоящему улыбнулся.

— Мерлин… маленький Мерлин, который не мог даже сесть на лошадь… Ты сразил меня наповал.

Наверно, начался отлив. Следующая волна взметнула вверх лишь тончайшую водяную пыль, словно изморось, осевшую мне на плечи.

— Я и правда убил тебя, Кадал.

— Боги… — начал он и с хрипом втянул ртом воздух. Я знал, что он имел в виду. Его время истекало. По мере того как разгорался день, я видел, сколько его крови излилось на промокшую землю. — Я слышал, что сказал король. Неужели без всего этого… не обошлось бы?

— Нет, Кадал.

Его веки на мгновенье сомкнулись, затем он вновь открыл глаза.

— Что ж, — только и произнес он, но в этих двух словах была вся его не высказанная за восемь лет вера в меня. Глаза у него стали закатываться, рот приоткрылся. Я подсунул под него здоровую руку и немного приподнял. Слова лились из моих уст быстро и ясно:

— Это произойдет, Кадал, все сбудется так, как желал мой отец, как помыслил чрез меня бог. Ты слышал, что сказал Утер о ребенке. Это ничего не меняет. Потому что после трудов этой ночи Игрейна понесет ребенка и потому что после иных трудов этой ночи она отошлет его, отошлет сразу после рожденья, чтоб он не попадался на глаза королю. Она отдаст его мне, а я увезу его туда, где его не достать никакому королю, и выращу его, и воспитаю, и научу всему, чему учил меня Галапас, чему учили меня Амброзий и ты, и даже Белазий. Он станет итогом и венцом всех нас, а когда вырастет и возвратится, его коронуют в Винчестере.

— Ты знаешь это? Обещай мне, что так оно и будет. — Слова были едва различимы, и на каждом вздохе в горле его булькал воздух. Глаза сузились и побелели, ослепнув.

Я приподнял его и прижал к себе. Затем нежно и очень четко произнес:

— Я знаю это. Я, Мерлин, принц и пророк, обещаю тебе, что так и оно будет, Кадал.

Его голова упала набок, слишком тяжелая для расслабленных мышц. Глаза закатились. Он что-то пробормотал, а затем вдруг ясно сказал:

— Сложи за меня охранный знак, — и умер.

Я похоронил его в море, вместе с Бритаэлем, его убийцей. Отлив подхватит его, как сказал Ральф, и унесет к самым западным звездам.

Ни звука не слышалось в долине, только медленное цоканье копыт и позвякиванья медных блях на уздечке. Буря утихла. Ветра не было, и когда я заехал за первый изгиб ручья, то перестал даже слышать море. Внизу по лощине вдоль русла ручья неподвижно, словно траурная пелена, висел туман. Небо наверху начинало светлеть, бледное перед восходом солнца. Над головой у меня по-прежнему ровно светила звезда.

Но пока я смотрел на нее, небо вокруг звезды стало ярче, затопив ее золотым и нежным огнем, а затем захлестнуло внезапной волной ослепительного света: над землей в том месте, где горела вещая звезда, поднялось молодое солнце.

ЛЕГЕНДА О МЕРЛИНЕ