Хрустальный ключ

С восемнадцатого июля по четвертое августа отдыхающий Иван Иванович Забелин жил в нормальном режиме всех отдыхающих «Хрустального ключа»: завтракал, обедал, ужинал; полдником, правда, иногда пренебрегал, зато вечером исправно съедал пирожок или печенье, оставшиеся от полдника. И вдруг четвертого августа после завтрака Забелин как в воду канул: ни на волейбольной площадке, ни на теннисном корте, ни в биллиардной — нигде и никто Ивана Ивановича в тот день не встречал. Сначала всполошились сотрапезники Забелина: две дамы — путевочницы и курсовочник, молодой человек, давно, впрочем, вышедший из юношеского возраста. Отсутствие Ивана Ивановича за столом в обеденное время дамы как-то перетерпели, вспомнив, что два или три раза он задерживался в горах, а однажды торжественно уведомил окружающих, что целый день проведет в городе. «Столица — все же есть столица, быть у воды да не напиться — так поступать нам не пристало, дабы не стать провинциалом». Эти слова настолько понравились младшей из дам, что она с разрешения Забелина записала их на салфетке. Теперь салфетка была приобщена к материалам дела и лежала перед нами на столе. К полднику тревога сотрапезников Ивана Ивановича возросла, а за ужином достигли своего апогея. В двенадцать ночи молодой человек, поощряемый дамами, забил тревогу. Подняли на ноги директора, директор — сестру-хозяйку, сестра-хозяйка — нянечек. Не оставили в покое, конечно, и сторожа. Но проку от этого никакого не было. Пятого августа в десять утра директор «Хрустального ключа» позвонил в Хандайлык. Представитель района выехал тотчас же, но в пути задержался: близ шоссе третьи сутки подряд велись взрывные работы. Наконец взрывники сочли свое дело сделанным, сняли дозоры, и к вечеру Мирза Эгамбердыев — так звали моего собеседника — смог добраться до дома отдыха. Начал он, естественно, с бумаг. Установил, что путевка Забелина, выданная десятого июля завкомом энского предприятия в городе Ф., действительна с восемнадцатого июля по десятое августа, что двадцать пять процентов ее стоимости оплатил Забелин, а остальные профсоюз, что зовут Забелина Иван Иванович. Запись в регистрационной книге дома отдыха содержала также указания на возраст Забелина (тридцать восьмой год рождения) и на его домашний адрес (Ф., улица Карагач, дом 12, квартира 24). Затем Эгамбердыев занялся вещами. В камере хранения лежал с восемнадцатого июля чемоданчик Забелина. Инспектор обнаружил в нем темно-синий свитер, испещренный перекрещивающимися белыми молниями, спортивные брюки с кожаной нашлепкой на заднем кармане, пару шерстяных носков и пару нейлоновых, старый номер «Огонька» с недостающими страницами. Перечень предметов, найденных в тумбочке у Забелина, состоял из двух пунктов: а) носовой платок и б) шагомер, зафиксировавший цифры 40375. Обозначили ли они шаги или какие-нибудь другие телодвижения, скажем, прыжки в длину, бег на месте, взмахи теннисной ракеткой — этого узнать не удалось, поскольку Забелина видели и бегающим, и прыгающим, и размахивающим ракеткой. Кроме того, он много ходил: вечерами по аллеям «Хрустального ключа», обычно в обществе какой-нибудь дамы (часто это была младшая его соседка), днем — по горным тропинкам, причем, как правило, в одиночку.

Эгамбердыеву, естественно, пришлось допросить лиц, соприкасавшихся с Забелиным изо дня в день: прежде всего, конечно, обеих дам и молодого человека не первой молодости. Ничего такого, за что можно было бы зацепиться, они не рассказали.

Полузадохшийся от сигаретного чада, я вышел на балкон. У моих ног, как, впрочем, и над моей головой, плескалась на легком горном ветру серебристая листва. Где-то в глубине рощи ревела голубая Совук-су, а впереди сизая дымка ближних гор и чернота далей, порыжелая зелень травянистых склонов и пепельные тени скальных громад, напластовываясь друг на друга, открывали взгляду и прятали от него многокилометровое ущелье реки, начинающееся где-то в сердце Западного Тянь-Шаня. Прямо над «Хрустальным ключом» нависала отвесная вершина. Она называлась Бургутхана — обитель орлов — и была только самой первой, самой малой ступенью хребта, замыкавшего ущелье справа. Левый хребет близ «Хрустального ключа» смотрелся менее сурово, но, уходя вверх по течению, все уверенней набирал высоту.

Строения дома отдыха на фоне гор казались невзрачными, непримечательными. Возможно, и на другом фоне они остались бы такими же. Но, пожалуй, быть невзрачными, не заслонять природу, сникнуть перед природой — как раз то, что от них требовалось. До чего же хорошо было раствориться мыслями в природе! И я растворился. На пять минут. А через пять минут опять выкристаллизовался в своем основном качестве — детектива, присланного центром в помощь местным работникам.