Хрустальный шар

Рядом с Бетси сидел граф, далекий предок которого был крестоносцем. Потомок рыцаря наверняка не смог бы даже приподнять железные доспехи. Он прислушивался к словам Тома и время от времени топил иронию в бокале вина.

– Это великая вещь, двор, – возобновила свою лекцию соседка Тома, – такая презентация. – Она тряхнула светлыми локонами, украсив вздох кусочком сладкого пирожного.

– Фенси Петтигру удалили из списка, – сказала сидевшая сбоку брюнетка с татуированными вишневыми губами. Веки ее расширенных атропином глаз слегка дрожали.

– Фенси? Я думаю. Она и английский король, это надо же! Когда ее дядя был в Букингемском дворце, там пропали три золотые ложки. Наверное, к крему приклеились.

Все взорвались смехом.

– Ее дядя делает крем для обуви, – пояснила Тому соседка.

– Хорошая шутка, – согласился Том, который поклялся Бетси, что будет кротким как ягненок.

– Это не шутка. Дело не в ложках, а в монограмме: GIR – George Imperator Rex[149]. Они в самом деле теряются. Каждый хотел бы иметь такую, правда?

– Зачем? – спросил Том и наколол на вилочку кусочек рыбки.

В эту минуту мистер Гиннс постучал по бокалу, привлекая внимание. Он поднял волосатые руки над серебром и кристаллами сервировки и начал иллюстрировать речь жестами. Он выглядел как пожилой мужчина с его же рекламы, который «сохранил зубы, потому что постоянно пользуется жевательной резинкой Гиннса».

Он говорил смутно. В конце заметил, что заработать миллион может каждый, но только мудрый человек способен его удержать. Затем был провозглашен тост, и подали черный кофе с ликером.

– Он ел рыбу ножом, я сама видела, – шепнула дама в огненном платье своему спутнику, юноше с подкрашенными губами, который был намного младше ее.

– Наверное, его отец торговал галстуками, – шепнул красавчик.

Том посмотрел в ту сторону, и ему захотелось сделать что-нибудь скверное, но он встретил ясный взор Бетси и улыбнулся ей глазами.

– Как вам здесь нравится? – спросила Тома седая женщина.

– Очень милое общество?

– Что?

– Очень милое общество.

– Не слышу, скажите громче.

– Очень милое общество! – отчаянно рявкнул Том и покраснел, потому что все посмотрели на него.

У пожилой женщины глаза были словно из серого камня. Она смотрела на Тома с явным интересом.

– Обычно у нас соединяются примерно одинаковые количества нулей – в супружествах.

– Вы имеете в виду деньги?

– И головы тоже.

У нее был мертвенный голос. Она склонилась к уху Тома и очень громко сказала:

– Жениться по расчету, да? Вы уже состоите в нашем клубе?

– В клубе? В каком?

– В Яхт-клубе, хотя туда не принимают никого, кто не живет на Пятой авеню. А нужно состоять.

– Зачем? У меня нет на это времени.

– Нужно состоять.

Она ехидно улыбнулась.

– Слышу, что вы часто задаете этот вопрос. Вас будут принимать за дурачка, к тому же плохо воспитанного, если вы не научитесь многим вещам.

– В самом деле? – учтиво удивился Том. Интересная была эта старушка с гладким лицом.

– Не относитесь к этому пренебрежительно. Если общество вас не примет и клубы закроются перед вами…

– Это было бы неплохо, – вырвалось у Тома, и он прикусил язык, беспокойно глядя, не услышала ли Бетси его слов.

Но та разговаривала со своим соседом. Он был огромный, лысый, с грубыми чертами лица, очень бледный и тяжелый. Глаза были скрыты за черными очками.

– Это Гоулд-старший, – шепнула женщина, впервые понизив голос. В нем было уважение.

– Кто это?

– Вы никогда не видели его фотографии?

– Я не читаю газет.

– Это Гоулд, – повторила она. – Шесть или семь контрольных советов. Сделал дочь маркизой, а сына сенатором. Об «Искушении» вы тоже не слышали? Это его яхта. На ее борту бывали и кайзер, и английский король, еще до той войны.

Она покачала головой.

– Что вы тут делаете, молодой человек?

– Не знаю, – признался Том. – Интересует меня здесь лишь один человек, но он стоит того…

– Человек? Вы говорите о Бетси Гиннс? У нас не называют девушек «человеком».

Она снова улыбнулась.

– У нас – это где? – спросил Том, спровоцированный ее тоном.

– Это значит – на Пятой авеню. В нашей касте. В нашей сфере. Как пожелаете.

– То есть там, где все решают деньги?

– Вы говорите так, словно сами находитесь снаружи. Это игра, и тот, кто садится за столик, должен принимать в ней участие, хочет он этого или нет. Это игра в салоны, в изысканность, в древних предков, в титулы, замки. А есть и такая игра, которую ведет Гоулд. Он управляет транспортом и сталью, то есть вооружениями. Или армией. Это значит – Америкой. Он и несколько ему подобных.

Том присмотрелся к пепельному лицу большого человека. На его висках темнели вздувшиеся вены.

– Интересное лицо, – признал он. – Он кажется больным.

– Он действительно болен. Болен страхом. У него похитили внука. Теперь он упрятал всю семью в Хилденскурте.

– Как это? Ведь вы говорите, что он правит?

– Правит и боится. Такая уж у нас власть.

– Зачем вы это мне говорите? Хотите меня заразить властью или страхом? К счастью, у меня не так много денег – в сравнении с вами.

– Но вы сюда попали. Правила вхождения в касту различны. Но если кому-то выпал шанс…