Хрустальный шар

Ученые находились в помещении циклотрона. Большой, как самолетный ангар, зал был освещен голубым светом дневных ламп. Посередине возвышалась над полом бетонная призма, в которой – словно в каменном саркофаге – была помещена аппаратура. Стены полутораметровой толщины защищали людей от вредного излучения.

Оба ученых стояли у основания шершавой стены, за которой находился циклотрон. Перед ними виднелась доска измерительных приборов и аппаратура, называемая «механическими руками», – система манипуляторов, с помощью которых на расстоянии можно было выполнять различные операции в зоне опасного излучения. Из бетонной плиты выступали окуляры зеркальных перископов. Селло записывал результаты в толстой тетради в клеенчатом переплете, Чвартек же, наклонившись, смотрел в перископ и нажимал кнопки аппаратуры. Только что они закончили бомбардировку пластинки элемента потоком быстрых частиц. Через перископ было видно, как похожие на пальцы скелета металлические держатели берут пластинку, вынимают ее из рамки и вбрасывают в желобок, в который тут же впрыскивалась струя воды, подхватывала пластинку и уносила ее к воронкообразно расширенному входу в трубопровод. Отсюда под защитой жидкости образец достигал подземелья здания, где его ждали автоматические аппараты, выполняющие проверку на радиоактивность.

– Нужны сейчас снимки? – спросил Чвартек, не без удовольствия наблюдая, как опасный источник излучения исчезает из поля видимости, и вытирая пальцы платком скорей символически, чем по действительной необходимости.

– Нет, можно будет получить завтра, – сказал профессор. – Я считаю, что мы не увидим ничего необычного. Я хотел бы только взять немного мезонных торов – пригодились бы для демонстрации на лекции.

– Образец треснул, профессор, – заметил Чвартек, покидая свое место возле распределительного щита.

Профессор только махнул рукой, словно говоря: «Я это допускал», – и двинулся к выходу. Узкий коридор вывел к высокому и тесному помещению, из стены здесь выступали большие металлические «носы», которые как будто бы обнюхивали проходящих: это были аппараты, определяющие радиоактивность одежды, тел и волос. Эти аппараты были соединены с входным замком двери таким образом, что даже кто-то проявивший легкомысленность не мог покинуть предприятие, не подвергшись процедурам очистки, потому что автомат, обнаружив «излучающего» человека, тотчас же блокировал дверь и открывал другую, ведущую в специальные душевые. Однако в этот раз огни сигналов не загорелись. Ассистент и профессор свободно прошли и отправились на первый этаж, в библиотеку. Здесь оба уселись возле большого окна, выходящего в парк. Селло угостил Чвартека сигаретой и сам с удовольствием затянулся дымом. Он любил после работы немного отдохнуть именно в этом месте, потому что ощущение особого покоя создавало у него соседство как высоких полок, заполненных темными томами, так и больших деревьев парка, гнущихся сейчас за окнами под напором ветра. Они сидели неподвижно, такое созерцание продолжалось какое-то время, наконец Селло заговорил первым. Разговор пошел, как большинство разговоров в институте, на тему стеллара.

– А этот Топольный, Топольный, – сказал профессор, – это ваш коллега, да?

– На год младше.

– Ну вот пожалуйста, даже младше. Его отец овец пас, а ему, только посмотрите, памятники будут ставить. Глаза у него как у девушки. Никогда не думал, что с такими глазами можно… Хотя это глупо.

– И подумать, как это было просто в принципе, – подхватил Чвартек. – Я столько раз проделывал эти расчеты, и нет чтобы мне в голову такое пришло! Несколько предложений – и готово! Ведь то, что пошло в заграничные журналы, я говорю об этом предварительном докладе, это какие-то полторы странички рукописи, если не считать вступления!

– Ну-ну, эти полторы странички перевернут всю энергетику! – сказал профессор и фыркнул, будто бы ему захотелось засмеяться.

– У меня впечатление, что меня что-то ослепило… Да, точно, я был слеп, – с нескрываемым сожалением продолжал Чвартек.