Хрустальный шар

«Физические законы действуют, – печатал он, – во всей Вселенной, и весь материальный мир одинаково им подчинен. Брошенный камень свободно падает в поле притяжения Земли или какой-либо другой планеты с постоянным ускорением, и обращение к квантовой статистике с попыткой отменить правила причинности является только уловкой идеалистов, которые…»

Чвартек заметил грамматическую ошибку в предыдущей строке, прочитал предложение и посмотрел на часы: скоро семь. Он вздохнул, стер ошибку ластиком и напечатал еще раз: «или какой-либо другой планеты», – после чего оттянул каретку машинки, которая толкнула пресс-папье, находившееся на ее пути.

«…свободно падает в поле притяжения Земли…» – прочитал Чвартек и вдруг остановился, осознав, что что-то произошло, а точнее, что не произошло того, чего он ожидал: он не услышал стука падающего на пол пресс-папье.

Он повернул голову и замер.

Пресс-папье, слегка наклонившись, скользнуло по разложенным на столе бумагам, набрало скорость как стартующий самолет, прыгнуло в воздух и ткнулось в натянутый шелк ширмы, которая еще долгое время дрожала от удара. Потом все успокоилось. Пресс-папье висело, одним боком прислонившись к шелковой ткани, слегка колеблясь в воздухе. Служащая ручкой деревянная головка божка, разинутая в широкой язвительной усмешке, смотрела прямо в лицо ассистенту, как бы говоря: «Ну и что теперь скажешь?»

Чвартек раскрыл и тут же закрыл рот, издав похожий на сопенье стон.

«Слово стало те…» – мелькнуло у него в подсознании. Затянутая промокательной бумагой нижняя сторона пресс-папье, покачиваясь, демонстрировала чернильные пятна: то зеленое, то два фиолетовых.

Долгое время он пялился на пресс-папье, висевшее на расстоянии вытянутой руки от него. Однако он не осмеливался ее протянуть. Очень осторожно, словно опасаясь спугнуть призрак, он отодвинул от стола стул. Пресс-папье выполняло небольшие колебания: то осторожно напирало на шелк ширмы, то отодвигалось от него на несколько миллиметров и, легонько дрожа, застывало. Ассистент смотрел во все глаза, громко дышал и часто моргал. Он поправил очки, затем даже протер их, энергично надел на нос и на цыпочках обошел угол стола, потом заглянул за ширму, но там не было ничего: полметра пустоты отделяло натянутую на бамбуковые жерди ткань от полки с книгами. Он наклонился над пресс-папье. Теперь оно было напротив лица, так что тень его головы падала на красный тонкий слой лака, покрывающий пресс-папье сверху. Чвартек пересилил себя, вытянул палец, дотронулся. Пресс-папье закачалось, словно подвешенное на эластичной нити, опустилось на несколько сантиметров и вернулось вверх.

Чвартеку стало жарко. Он слышал пульсирующий стук в ушах. Его залил пот. Он сглотнул слюну и теперь уже с отчаянием толкнул пресс-папье вниз. Оно задрожало, оторвалось от шелковой поверхности, подпрыгнуло как мяч и прижалось к ней опять приблизительно в метре над полом. Чвартек еще раз заглянул за ширму, громко кашлянул, затем подпрыгнул и сразу же огляделся, смущенный, проверяя, не является ли кто-нибудь свидетелем его странного поведения. Но комната была пуста.

«Сейчас… только спокойно… – пытался он рассуждать. – Может, его что-нибудь притягивает из-за стены? Но с этой стороны чердак… Склад старья… Там ничего нет. Правда, в нескольких метрах дальше за стеной космотрон, но, во-первых, за стеной противоположной, во-вторых, он неисправен, ну а в-третьих, он никогда не вызывал каких-нибудь феноменов… А впрочем, это все нонсенс, ибо какой же магнит притягивает дерево, бумагу и лак? А может, снизу, из лаборатории, исходит какое-то излучение, что-то вроде невидимого фонтана, на струе которого балансирует мячик?»

Хотя все это было абсолютно невозможным, но Чвартек находился уже в таком расположении духа, что быстро выхватил из бокового кармана похожий на ручку индикатор излучения, который, как и все работники института, постоянно носил при себе, но в стеклянном глазке было темно. В комнате не было ни следа излучения. В течение нескольких последних минут Чвартек не видел пресс-папье; теперь, когда обратил на него взгляд и увидел личико деревянного божка, разинутое в беззвучном смехе, ему сделалось нехорошо. Уродец, казалось, бесстыдно насмехался над силой притяжения. Ассистент зажмурился и, призывая себя к спокойствию, досчитал до ста, после чего осторожно открыл глаза: пресс-папье продолжало висеть.

«А может, это сон?» – пришло ему в голову.