Читаем Хрыстос прызямліўся ў Гародні полностью

І ці была ў гэтым праўда, патрэбная не дзеля яго, злодзея, а дзеля ўсіх?

І ён яшчэ раз гартануў том.

«Вось я дазваляю табе замест чалавечага кала каровін памёт, і на ім гатуй хлеб свой».

І тут у яго ўвогуле палезлі на лоб вочы. Але ён не схільны быў занадта верыць сабе і сумняваўся.

— Лухта, здаецца, — ціха сказаў ён сам сабе і паглядзеў, чыё гэта. — Ды не, не можа быць лухтою. Бо Іаан Багаслоў. Подзівамі апентаны?* Ды быць не можа. Ану яшчэ… «Дай мне кніжку». Ён сказаў мне: «Вазьмі і з'еш яе; яна будзе горкая ў чэраве тваім, але ў вуснах тваіх будзе салодкая, як мёд».

* Шызафрэнік.

Ён сам адчуваў, што ад непасільных разумовых намаганняў у яго дыбарам устаюць валасы. І яшчэ ён зразумеў, што, калі ён не кіне гэтай справы, ён сапраўды і давеку папсуецца ў розуме або неадкладна зап'е.

Таму ён непрытворна ўзрадаваўся, калі ў пакой ягоны раптам прыйшлі высокія госці: Басяцкі і Балвановіч з сувоямі. Узрадаваўся, бо не ведаў яшчэ, якое новае выпрабаванне зазнае сёння яго разумовая нармальнасць.

— Чытаеш? — спытаў Балвановіч.

— Чытаю. Занадта гэта ўсё, на маю галаву, разумна. Мудрасць дужа вялікая.

— А ты думаў…

— То што ў вас, святыя айцы?

Абодва выпрасталіся і адкашляліся.

— Пасланне табе ад намесніка прастола святога Пётры ў Рыме.

— І ад патрыярха маскоўскага табе пасланне, Божа.

— Ну, чытайце, — сказаў узрадаваны Братчык. — Чытай ты першы, каплан.

Балвановіч пакрыўдзіўся, але месца саступіў. Мніх з шолахам разгарнуў сувой:

— Була: «Да глыбіні…» Ад намесніка святога Пятра, папы Льва Дзесятага.

— Ну, давай. Якая там глыбіня…

— «Да глыбіні ўсхваляваныя мы другім прышэсцем тваім, месія. Будзем трымаць у імя тваё прастол святога Пятра. Молім цябе прыбыці ў вечны горад, але, думаецца, лепей зрабіць гэта як мага пазней, калі навядзеш ты парадак на любімай мною зямлі беларускай, вышпурнуўшы адтуль схізматаў праваслаўных, што гавораць ад святога імя твайго. Лабызаю ступакі твае.

Твой папа Леў Дзесяты».

— І праўда «да глыбіні». Ну, а што патрыярх?

Балвановіч замасліўся. Пачаў чытаць:

— «Царю и великому князю неба и земли от царя и великого князя, всея Великия и Малыя и Белыя Руси самодержца, а також от великого патриарха Московского — послание… Волнуется чрево церкви воинствующей от второго пришествия твоего, Боже. Ждем не дождемся с великим князинькой пришествия твово; токмо попозже бы прибыл ты, дабы до того времени поспел выкинуть с любимой мною земли белорусской папежников и поганцев разных. Ей-бо, выкинь ты их. Они табачище курят, а табак, сам ведаешь, откуда вырос. Из причинного места похороненной блудницы богомерзкой. Вот грех божиться, а все же, ей-бо, вера твердая только у нас. Два Рима пали, а Москва — третий Рим, а четвертому не быть. Выкинь ты их, Боженька. Припадаем до ног твоих и цалуем во сахарны уста. А Жигимонту этому паскудному так и скажи: «Г… твое дело, Жигимонт-царевич. Садись-ка ты на серого волка и поезжай-ка ты из Белоруссии к едрёной свет матери». Еще раз цалую во сахарны уста.

Твой патриарх».

І тут перад вачыма Юрасёвымі паплылі, пачалі дваіцца, траіцца і чацвярыцца сцены, пудовыя дурныя кнігі, мніхі-капланы, мітрапаліты, сувоі, папы рымскія, патрыярхі і цары. Разумеючы, што яму канец, калі ён застанецца тут, Братчык скрыгануў зубамі (бацькі царквы адхіснуліся ад яго), схапіўся за галаву і, як ашалелы, кінуўся прэч.

<p>РАЗДЗЕЛ ХV «МАРЫЯ, ПАН БОГ З ТАБОЙ…»</p>І ўначы ёй сасніўся дзівосны сон:Родны край, паплавы, зямля…І пачула далёкі надводны звонЛілафея, дачка караля.

Сярэдневяковая нямецкая балада

Маці Божая па муках хадзіла,Па цямніцах, па пекле блукала.

Песня баркалабаўскіх старцаў

Зямля ўся была залітая аліўкава-зялёным месячным святлом. Рэзкія чорныя цені ляглі за дамамі, у нетрах дрэў, у байніцах вежаў… І было гэта так высока і чыста, што захапленне перапаўняла грудзі і хацелася ляцець насустрач гэтаму зіхоткаму срэбнаму шчыту, гэтаму акенцу ў другі свет.

Хістаючыся, ён ішоў начнымі вуліцамі, кідаўся ў непрытомнасці туды і сюды і цягнуў за сабою свой звязаны чорны цень, які таксама не ведаў, куды яму бегчы, і кідаўся ў розныя бакі… А за ім, наводдаль, цягнуўся другі, каржакаваты цень.

«А ўцячы? А што тады з хлопцамі? Ды куды? Божа мой, Божа, за што ты пакінуў мя?!»

Маленькая, як цацка, каменная цэркаўка трапілася яму на вочы. Уся зеленаватая ў месячным ззянні з двума-трыма ўтульнымі агеньчыкамі ў маленькіх — з далонь — акенцах. Маленькая, чалавек на сорак — па тагачаснай модзе, толькі, відаць, для свайго вулічнага тупічка-кутка. Адтуль ціха-ціха даляталі спевы: ішла ўсяночная.

Ён мінуў яе, прайшоў яшчэ трохі і раптам спыніўся. Нібы адчуў грудзьмі мечнае вастрыё.

Цераз нізкі каменны плот ён убачыў глыбокі, патаемны сад, увесь са святла і ценяў, і дзяўчыну з караблікам на галаве.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза