Хтонь в пальто

— Ну… — Лара поджимает губы. — Нет, я знаю, что до восемнадцати — ребенок, но… Мне нельзя готовить, нельзя даже самой греть еду. Меня не оставляют одну и не разрешают делать уроки, если кто-то не будет сидеть рядом и проверять каждое слово.

Слава задумчиво отпивает чай, потирает подбородок.

— Всегда так было? Или…

— После смерти папы началось, — кивает Лара и торопливо бормочет: — Я думала, может, мама боится за меня и так пытается, ну, заботиться?.. Но ведь я не умру, если обожгусь плитой или обольюсь горячим молоком. Да и папа разбился в ДТП — а как я туда попаду на кухне?

Приходится сжать зубы, чтобы не расплакаться: вдруг паспорт не поможет, и мама до конца школы ни на минуту не оставит в одиночестве? И, уж, конечно, не позволит поступить в институт в другом городе: это же так опасно!

— Думаю, твоя мама и правда боится. — Слава потирает лоб. — Я бы с ней поговорила, но, к сожалению, не могу: меня звали с тобой посидеть, а не читать нотации и решать взрослые проблемы. Но ты можешь попробовать сама.

— Я пробовала! — отчаянно восклицает Лара, но Слава останавливает:

— Погоди, не так. Без криков, без напора, тихо и вежливо. Например, обсудить, что может случиться, если ты будешь пользоваться плитой. Разобраться, что надо делать, чтобы этого не случилось. Попробовать включить ее при маме, чтобы она убедилась: ничего страшного нет. И так далее. — Вздохнув, она отпивает чай и понижает голос: — По секрету, только между нами: твоей маме надо бы к психотерапевту. Мне жаль, что у вас с ней так сложно.

Как это будет долго и муторно — и то, если мама станет слушать. А вдруг отрежет: «Нет!» — и тут хоть в лепешку расшибись?

— Я попробую, — понуро бормочет Лара и возвращается к упражнению.

Чудится — всего на мгновение! — что спины касается мохнатая лапа, и напряжение враз уходит: расправляются плечи, отступают слезы, растворяются сомнения. Она обязательно поговорит с мамой — что-нибудь да получится! А если нет — будет знать, что попыталась.

Лара оглядывается — Слава широко улыбается из кресла. Неужели лапа не почудилась? Она и правда чудовище? Может, попросить показать чудовищный облик?

Только вначале — разобраться с математикой.

За ужином Слава тоже никак не ограничивает: позволяет погреть еду, вымыть посуду и даже сделать еще одну кружку какао. А после робкой просьбы с удовольствием превращается в чудовище — черно-рыжую лисицу ростом лишь немного выше, чем в человеческом облике, и почему-то с тремя глазами.

Лара зарывается пальцами в ее шерсть. Всегда мечтала о домашнем животном, и родители обещали завести, но потом… Потом, конечно, стало не до того. Когда мама вдруг брала с собой в гости, больше всего радовалась, если у гостей оказывались кошка или собака; сидела с ними весь день, гладила так же, как гладит Славу, и совсем не хотела уходить.

Слава негромко урчит в ответ. Как хорошо, что мама позвонила в то странное агентство — и что приехала именно она.

Мама возвращается около девяти и даже не ругается, что Лара еще не переоделась в пижаму и не почистила зубы.

— Спасибо, что посидели с ней! Очень тяжело было?

— Нет, что вы. — Слава надевает пальто. — Замечательная девочка.

У Лары теплеют щеки: сколько раз делали замечания из-за кривого почерка и плохих манер! И, обнимая Славу на прощание, она бормочет:

— Ты лучшая няня.

— Надеюсь, больше тебе не понадобятся няни, — шепотом отвечает Слава.

Сейчас мама не будет слушать: она устала, а Ларе пора спать. Зато завтра, в субботу… Завтра они поговорят, и Лара докажет, что уже не ребенок.

Может, Слава и правда станет ее последней няней.

Интересные чаепития

— Здравствуйте, агентство «Хтонь в пальто» слушает.

— Здравствуйте! Ваша хтонь может выпить с нами чаю?

— Конечно. В ближайшее время? Или вы хотите сделать предварительный заказ?

— Чем раньше, тем лучше!

— Тогда диктуйте адрес: доберемся так быстро, как сможем.

— Слушай, мне это не нравится.

Новенькой надо практиковаться, поэтому на заказ отправляется Тори, а Лютый остается в агентстве. Ничего сложного, простое чаепитие, но интуиция почему-то воет: «Нельзя, опасно!»

— Завидуешь, что она поехала вместо тебя? — усмехается Санна. Лютый мотает головой:

— Нет, я серьезно. Там район с заброшками. Кто будет пить чай в заброшке?

Санна пожимает плечами:

— Заказчик предупредил, что место необычное. Для антуража.

— И все-таки… — Лютый, побарабанив пальцами по столу, встает. — Считай меня параноиком, можешь за прогул штрафануть, но я поеду с ней.

Никогда не бунтовал, и сердце колотится: вдруг немедленно уволят? Но Санна хмурится: всё, мол, так серьезно? Не было бы серьезно — сидел бы на месте.

— Ну поезжай. И… отпишись, что все нормально, ладно?

Кивнув, Лютый накидывает пальто и выбегает из агентства, на ходу обматываясь шарфом. Вот что еще странно: в такую погоду пить чай в дырявой заброшке! Не разгар зимы, конечно, но приятного мало. Для антуража? Ну-ну.

Тори ушла минут пять назад. Еще успевает поймать у метро.

— Не дуйся, пожалуйста.