Порой Вик совершенно беспричинно превращается в невыносимое чудовище: начинает петь, качаться на стуле, упрашивать, чтобы с ним поиграли в слова или города, и вообще всячески доставать каждого, до кого может дотянуться.
Лия долго не понимала, в чем дело, пока он однажды не объяснил: «Когда ты самое ужасное в мире существо, проще незаметно заботиться о других. От тебя не ждут ничего хорошего, а значит, на тебя никто не подумает».
Правда, работает эта схема только с малознакомыми: друзья знают, что Вик вовсе не чудовище и прекрасно умеет заботиться. А почему и до друзей Вик докапывается — да поди пойми. Может, это своеобразное «Любишь мои плюсы — терпи мои минусы»?
Лия, куда деваться, терпит — потому что любит. Да и ни разу не хотелось по-настоящему его пристукнуть: всегда достаточно попросить, чтобы он затих, как сейчас.
За окном проносятся снежные поля и темные деревья: автобус давно выехал за пределы города. Кто-то читает, кто-то слушает музыку, где-то в хвосте играют в карты — каждому нашлось занятие. Лия, вздохнув, прислоняется к Вику и прикрывает глаза: ехать недолго, около шести часов, но это ж с ума сойти можно, если сидеть на одном месте. Хотя вдруг удастся подремать?
И все-таки она любит выездной йольский корпоратив — хотя бы за возможность забыть о делах и побыть рядом с Виком. Не ждать напряженно звонка от заказчика, который потребует себе хтонь в самый неподходящий момент, не подгадывать выходной, чтобы увидеться вне работы, не вспоминать про немытую посуду, омрачающую удовольствие от лежания в кровати, — ничего подобного. Лишь прижиматься щекой к плечу, чувствовать спокойный ритм дыхания и думать: «Я тебя люблю».
Только однажды хватило сил сказать это вслух, а дальше Лия старается не говорить, а показывать. Как назло, все теплые прикосновения уравновешиваются холодными и колючими фразами: «Я тебя убью», «Невыносимое чудовище», «Пей и не шуми». Может, Вик догадывается о том, что при виде него замирает сердце, — но разве хтони умеют читать мысли? И говорить словами через рот, к сожалению, не умеют тоже.
Лия берет Вика за руку, утыкается носом в плечо и шепчет беззвучно, едва шевеля губами:
— Ты мне важен.
Пускай Вик услышит и все поймет, а?
Корпоратив — дело добровольное. Но Лютый, впервые съездивший в прошлом году, решил, что теперь ни одного не пропустит.
Хотя, если так подумать, йольский корпоратив не сильно отличался от школьного Нового года: они жили в арендованных домиках, жарили сосиски, варили глинтвейн. В школе, правда, ездили не в соседнюю область, а за город, поэтому не надо было шесть часов трястись в автобусе — но Лютому все равно не нравилось. Ничем эти праздники не запоминались.
На корпоративе была совсем другая атмосфера: хтонические шутки, пение нестройным хором, чудовищные тени, пляшущие на стенах. В маленьком домике заняли все поверхности, на которых удавалось сидеть, но Вик и Лия умудрялись танцевать вальс, никого не задевая. Лютый наблюдал с подоконника с легкой завистью: хотелось так же. Впрочем, даже если бы его пригласили, он бы слишком оробел, чтобы согласиться.
А еще там был лес. Лютый считал себя глубоко городским жителем и, оказавшись в густой темноте среди высоченных деревьев, испуганно замер. Оттуда, из темноты, смотрело что-то большое и жуткое; он не видел ни лица, ни глаз, но чувствовал изучающий взгляд и ледяное дыхание. А потом сквозь жуть проступило родное, хтоническое — и Лютый понял, почему на корпоратив уже который год ездят именно сюда. Широко улыбаясь, вернулся к домикам и весь день оглядывался на лесную темноту, мысленно касаясь ее лапой: «Мы с тобой одной крови».
В этот раз Лютый как никогда рад вырваться из города — ведь там, среди шныряющих машин и толпящихся людей, есть те, кто носит черные толстовки с алым цветком. Те, кто непременно захочет отомстить за братьев и сестер. Те, кто запросто подкараулит в переулке с ножом в руке и щедро украсит алыми цветами любую одежду. Вик советовал дойти до психолога и разобраться с этой постоянной тревогой, но Лютый загадал: сначала съездит на корпоратив и повидается с местной хтонью. Если не поможет, тогда прямая дорога к специалисту.
Поэтому, едва выгрузившись из автобуса, Лютый бросает в домике рюкзак и ловит растерянную Тори:
— Пойдем, чего покажу!
Пока остальные делят кровати и разбирают вещи, они погружаются в лесную темноту, чуть не по колено утопая в сугробах. Здешняя хтонь выходит навстречу — обдает ледяным дыханием, гладит спину тяжелой лапой, фыркает: «Испугались, дети?» И Лютый чувствует, как расправляются плечи, расслабляется каменный живот и мелкими шажками отступает страх.
Ему ли, острозубой хтони, бояться людей? Это пускай люди шарахаются, ходят по стеночке и не решаются носить наушники!
Щурясь от удовольствия, Лютый наблюдает за Тори. А эта невысокая девушка с круглыми очками, на вид — совсем не хтонь, шепчет темноте:
— Мы с тобой одной крови, ты и я.
И в глазах у нее горят совершенно нечеловеческие алые огни.