Первую рекламу они разместили на форуме, с которого все началось, и оттуда пошли первые заказчики. Потом напечатали визитки, оставляли их где ни попадя; писали телефон мелками на стенах; просили рекомендовать свое агентство друзьям. Вложившись, арендовали маленький офис, провели связь, даже притащили кресла-мешки, чтобы коротать свободные часы. Мечтали, как однажды возьмут помещение побольше, из нескольких комнат, чтобы операторы и хтони сидели отдельно, а еще была кухня…
Через полгода удалось выйти в ноль. Скрестив пальцы на удачу, в новогоднюю ночь они с Валерией загадали вырасти до целой сети агентств.
Но тут вмешались недовольные: такая откровенная реклама чудовищ — это уже ни в какие рамки, хтони должны сидеть тише воды ниже травы, а не ездить по вызовам! В офисе поколотили окна, обрезали связь; спасибо хоть камеры все записали, но Гор и Валерия замучились бегать по судам и выбивать компенсацию.
«Может, это знак свыше? — в отчаянии бормотал Гор. — Сейчас людям нравится, пока идея свежая, а потом перестанет, и куда мы пойдем?» Но не отступил, как не отступила и Валерия.
Через пару недель к ним устроилась еще одна хтонь, а через год они арендовали офис побольше и поближе к метро. Дела пошли в гору.
А все редкие заказы с разговорами о смерти Гор неизменно забирал себе: когда ты видел процесс изнутри, проще подобрать слова. И пускай практиковался в основном на сбитых или неоперабельных животных, смерть — это всегда смерть; найдется что о ней людям рассказать.
Около часа Гор и Денис говорят о земном и вечном: о черных кладбищенских крестах, утопающих в зелени кустов, о ценах на гробы, о том, каково это — чувствовать по запаху чужую близкую смерть, и о том, что Денис хочет быть кремированным и почти переспорил родителей, которые настаивали на могиле и памятнике.
«Тебе не страшно об этом думать?» — хочет сорваться с языка. Машинально крутя кольцо на пальце, Гор наблюдает, как Денис отточенным движением вкалывает обезболивающее, и вопрос отпадает сам собой. Нет ничего хуже неизвестности — но любая неизвестность лучше постоянной боли.
Когда Гор одевается в прихожей, Денис запоздало спрашивает:
— Слушай, а тебя как зовут?
— Гор. То есть Георгий, но, если немного пожонглировать буквами, получится Гор.
— Египетский бог света? — хмыкает Денис, прислоняясь к косяку. — Интересно.
Какой начитанный молодой человек.
Гор обнимает его на прощание — аккуратно, опасаясь стиснуть чересчур крепко и что-нибудь сломать.
— Спасибо, — шепчет Денис, уткнувшись лбом в плечо. — Теперь я ничего не боюсь.
— Для того мы и говорили, — улыбается Гор. И, махнув рукой, выходит из квартиры.
В мае агентству исполнилось семь лет — красивая цифра! Даже не верилось, что все выросло из чужого сообщения на форуме и ветра в голове Гора; что когда-то им в офисе колотили окна; что во время кризиса они с Валерией голодали и залезали в кредиты, чтобы не оставлять сотрудников без зарплаты.
По случаю праздника Гор угостил каждую точку пиццей и медовухой; и, поднимая стакан, провозглашал один и тот же тост: «За нас, хтоней, и за людей, которым мы нужны».
В конце концов, если бы не люди, их проблемы и бесконечное любопытство — ничего бы не было.
Гор не спешит к метро — поворачивает к парку. Там никого нет, но на всякий случай он уходит подальше от входа и обнимает фонарь, прижимаясь щекой к ледяному столбу.
Хорошо, что, когда носишь желтые очки, никто не разглядит за стеклами твоих слез. Сколько нужно таких заказов, чтобы обрести наконец внутреннее спокойствие? Когда перестанет разрываться сердце? Он семь лет ездит к людям, стоящим на самом краю; он то и дело провожает несчастных кошек, птиц и собак; он насквозь пропах смертью, так что Вик при встрече неизменно принюхивается и мурлыкает: «Мой любимый цвет, мой любимый размер…» Но от этого ни капли не легче.
Расклеиваться нельзя, и Гор дает себе ровно пять минут, чтобы мысленно проводить и оплакать Дениса. Потом надо возвращаться на точку и досиживать смену, лениво придумывать, что сегодня будет на ужин, в конце концов, планировать традиционный йольский корпоратив: двадцатое декабря не за горами. Люди умирают — но жизнь продолжается: хорош он был бы, если бы каждый раз умирал вместе с ними.
А в агентстве Гор обязательно вытащит блокнот, ничуть не меньше пропахший смертью, привычно усмехнется детским мечтам о карьере художника и зарисует Дениса: худого, с рыжим «ежиком», закутанного в плед — и как никогда бесстрашного.
Не бойся ночного леса
— Мы едем, едем, едем в далекие края, хорошие соседи, счастливые друзья…[4]
Песня была бы не так уж плоха — если бы Вик не пел скрипуче-фальшивым голосом. Наверняка нарочно действует на нервы, точно проверяя, не переполнилась ли у Лии чаша терпения.
«У моей чаши нет ни края, ни дна», — усмехается Лия, но все равно цедит:
— Вик, если не замолчишь, я тебя убью.
— Понял, принял, тишина на борту. — Он демонстративно застегивает рот на воображаемую молнию и отворачивается к окну.