Хуайнаньцзы

Число пяти звуков не превышает гун, шан, цзяо, чжэн, юй. [375] Однако на пятиструнном цине еще не заиграешь – нужно настроить инструмент, а уж потом можно играть. Или вот рисуют голову дракона. Кто смотрит, не знает, что это за зверь. Когда же видят всего его, то никто не сомневается, что это дракон. Ныне о дао говорят много, о вещах – мало; об искусстве рассуждают пространно, о делах – скупо. То, что не может быть выражено словами, пытаемся донести до внимающих учению без слов. Учение дао очень глубоко и потому трачу много слов, чтобы выразить его суть; тьма вещей многообразна, и потому пространно говорю, чтобы разъяснить их смысл. Слова, свиваются ли в кольцо, льются ли чередой, перепутываются или разливаются вширь – благодаря им напитывается влагой и очищается совершенная мысль, они мешают ей застыть и осесть на дно, заставляют держаться на ладони и не рассыпаться. Так, реки, большие и малые, полны всякой падали, однако же воду берут из них даже для жертвоприношений – потому что они велики; если в стакан вина попадет муха, то и простолюдин не станет пить – потому что пространство мало.

Постигший учение всех двадцати глав и овладевший их сутью способен покрывать девять полей, проходить через десять врат, [376] отрываться от неба и земли, преодолевать горы и реки. Он странствует в необозримом пространстве человеческого мира, где непрерывной чередой текут многообразные формы вещей, творимые демиургом. [377] Такие, как он, помогают солнцу и луне светом и не утрачивают блеска, питают влагой тьму вещей и не истощаются. Широкое, распростертое, [пространство это] необозримо; необъятное, безбрежное, без конца и края – в нем можно странствовать.

Во времена царя Просвещенного Сыном Неба был Чжоу. [378]Налоги при нем собирались без меры; убивали и казнили беспрестанно. Неумеренные наслаждения и пьянство были его занятием, во дворце народ толпился, словно на площади. Чжоу изобрел пытку у раскаленного столба, вспарывал внутренности подававшим советы, вскрывал чрево беременных женщин. Вся Поднебесная жестоко от него страдала.

Четыре поколения царя Просвещенного [379]известны своей доблестью, он совершенствовал добродетель, жил согласно долгу. Поселился в Цичжоу, [380]все место не занимало и ста ли, а пол-Поднебесной пошло за ним. Царь Просвещенный хотел с помощью презренных и слабых справиться с сильными и жестокими, чтобы в Поднебесной не стало несчастий, были искоренены разбойники и восторжествовал «путь царей». Так родился план Великого гуна. [381]Царь Просвещенный начал дело, но не завершил. Царь Воинственный, став его преемником, реализовал план Великого гуна, созвал воинов со всей земли, сам надел латы и шлем, чтобы покарать утративших путь, наказать забывших о долге, на равнине Муе обратился с речью к войскам, оправдывающей попрание им трона Сына Неба. [382]Поднебесная еще не успокоилась, меж четырех морей еще не настал мир, а царь Воинственный захотел прославить высокую добродетель царя Просвещенного и повелел племенам и и ди нести дары в дань. Так как живущие слишком далеко не могли успеть, то установили трехлетний траур, гроб с телом царя Просвещенного был помещен между двумя колоннами до прибытия посланцев из далеких стран.

Царь Воинственный царствовал три года. Когда он почил, ван Чэн по малолетству еще не мог править. Его дядья Цай и Гуань побуждали старшего сына Чжоу [383]Лу-фу поднять мятеж. Тогда гун Чжоу [384] продолжил дело царя Просвещенного, принял бразды правления Сына Неба с тем, чтобы быть полезным чжоускому дому, поддержать вана Чэна. Опасаясь, что оспаривавшие дао не успокоятся и что низшие слуги пойдут на высших, он отпустил коней на волю на Цветущей горе, отправил быков пастись в Персиковую рощу, проколол барабан, сломал барабанные палочки, заткнул за пояс дощечку для письма [385]и явился ко двору, чтобы принести мир в царский дом, умиротворить чжухоу. Когда ван Чэн вырос и мог взяться за дела правления, гун Чжоу принял в удел Лу и им правил, меняя обычаи, изменяя нравы.