Хуан Дьявол 3 часть (ЛП)

Баутиста спрыгнул, отдав поводья парню, и поспешил открыть дверцу экипажа. Они находились перед парадной лестницей, с двух сторон стояли два ряда слуг: экономка, служанки, лакеи, носильщики, повар с четырьмя помощниками и бесконечный ряд садовников и уборщиков. Кланяясь почти до земли седоватыми волосами, Баутиста поклонился донье Софии и поцеловал ее руку в знак уважения, покорно заявляя:

- Пусть Бог благословит вас, моя сеньора. Кампо Реаль был грустным без вас. И пусть также благословит сеньора Ренато и сеньору Айме.

- Оставь свои сальности, Баутиста, – пренебрежительно отклонила Айме. – И будь любезен, не бери мою лошадь. Она моя, и никто, кроме меня, на нее не сядет.

- Я же сказал...! – начал раздраженный Ренато. Но мать примирительно вмешалась:

- Она права, Ренато. Я подарила, она принадлежит ей, пусть держит ее у себя, если хочет. Настал день, когда мы не будем возражать твоей жене.

- Благодарю вас, моя внимательная свекровь. Не представляете, какие у меня огромные желания. Пойдем, Ана, пошли. Обойдемся без поцелуев рук.

- Это недопустимо! – яростно пожаловался Ренато.

- Даже если так, мы потерпим, – посоветовала София. И понизила голос: – Этот спектакль не для слуг, сынок. Иди с ней.

- Не думаю, что стоит. Скорее всего, я вернусь этой ночью в Сен-Пьер. С твоего разрешения, мама.

Янина и Баутиста усердно старались помочь, но сеньора Д'Отремон не приняла руку помощи, оставаясь высокомерной и холодной, и смотрела на сына, уходившего в противоположном направлении от Айме. Затем торжественно стянула перчатку с правой руки и стала получать поцелуи покорности и приветствия, которые оставляли на ее руке смуглые слуги.

- Двадцать лет вы не выходили из Кампо Реаль, сеньора! – заметил Баутиста.

- Я сильно тосковала. Но спустя долгое время я вернулась, Баутиста. В Кампо Реаль родится мой внук, в Кампо Реаль я обучу его на свой лад. Он не поедет далеко, чтобы возвращаться другим. И будет принадлежать мне!

Ренато прошел широкий вестибюль и прислонился к резным деревянным перилам. Он поспешно покинул главный вход дома, с жгучим нетерпением отодвинул от себя приветствия и традиционные церемонии; с нестерпимым желанием сбежать от всех и всего, дошел до глубины галереи, над которой находилась библиотека. Стояла ночь, в безоблачном небе медленно поднималась желтая луна.

- Кофе, сеньор.

- Благодарю. Оставь его там, где хочешь.

Янина наклонилась, поставила фарфоровую чашку на маленький серебряный поднос поверх деревянных ограждений, но не ушла. Она стояла неподвижно, глядя на Ренато, прочитывая в каждой черте лица, в каждой борозде его кожи бурную драму, кипящую в душе. Ренато Д'Отремон резко обернулся и спросил:

- Ты еще здесь? Чего тебе?

- Сеньора София очень обеспокоена, сеньор, по моральным причинам. Крайне обеспокоена. А так как ее здоровье не очень хорошее. Она хотела бы знать, правда ли сеньор вернется этой ночью в Сен-Пьер.

- Она велела спросить?

- Нет, сеньор. Я не хотела вас сердить. Но я знаю, она измучена этой мыслью. Если бы сеньор подождал несколько дней, остался с ней на пару недель…

- Хорошо. Скажи, что мне не нужна повозка этой ночью. Если это обрадует.

- Благодарю вас, сеньор, благодарю от всей души.

Сильное волнение сквозило в словах Янины, а Ренато посмотрел прямо на нее впервые, возвращаясь к действительности, будто пытаясь заглянуть в мир непредвиденных мыслей, пылавших в черных глазах метиски. Возможно, он впервые осмотрел ее с ног до головы. Странное создание: стройная, восковая статуя. Он не обнаружил роскошных форм, присущих женщинам ее расы, отсутствовала чувственная грация, которая обычно расцветала под разноцветными платками женщин Мартиники. Бесстрастная, словно идол, фетиш; лишь глаза выдавали внутренний огонь, изящные приоткрытые губы ревностно хранили тайну, лежавшую на поверхности Кампо Реаль, неуловимую тайну, которая словно шла дальше, скрепленная волей в тонкую и липкую сеть тайных мыслей. С возрастающим беспокойством Ренато отдалился от нее.

- Простите, если осмелюсь спросить, но сеньору досаждает мой вид?

- Мне? Почему? Иди успокой хозяйку. Скажи, что я не поеду, по крайней мере этой ночью. Скажи… Ладно, говори, что хочешь, но…

- Но уходи, – закончила Янина его фразу. – Не это?

- Уходи или оставайся – для меня все едино, – горячился Ренато, взрываясь. – О чем ты думаешь? Твои намеки становятся нахальными! Когда я хочу побыть один, я желаю, чтобы меня оставили. – И изменившись в лице, откровенно грубо спросил: – С чего ты плачешь?

- Простите. Знаю, я не имею права плакать. Простите, сеньор. Я уже ухожу.

- Подожди, – смягчился Ренато, совсем запутавшись. – Я сам не знаю, что со мной. У тебя дар выводить меня из себя. Скажи ты прямо, было бы лучше. Я ничего не имею против тебя. Ты верно служишь мне или считаешь, что служишь. К тому же, заботу и внимание отдаешь матери. Я прекрасно понимаю, что ты лучшая ее служанка. Если с тобой что-то случилось, если чего-то хочешь, скажи наконец.

- Я лишь хотела облегчить ваши мучения, сеньор.

- Кто тебе сказал, что я мучаюсь?