– Подожди, – смягчился Ренато, совсем запутавшись. – На самом деле, я не понимаю, что со мной. У тебя дар выводить меня из себя. Если бы ты сказала прямо, было бы лучше. Я ничего не имею против тебя. Ты верно служишь мне или считаешь, что служишь. К тому же, заботу и внимание ты должна отдать матери. Я прекрасно понимаю, что ты лучшая ее служанка. Если с тобой что-то случилось, если чего-то хочешь, скажи наконец.
– Я лишь хотела облегчить ваши мучения, сеньор.
– Кто тебе сказал, что я мучаюсь?
– Достаточно посмотреть на вас, сеньор. Раз вы впервые согласились меня выслушать, я скажу, что если бы вы жили как другие сеньоры, соседи, владельцы ближайших усадеб… Они не мучаются так, сеньор. У них есть, возможно, такие же неудобства, заботы: семья, жена, усадьба. Но у них есть место, где они счастливы.
– Что? Как?
– Маленький дом, где все забывается, где нет шипов, а есть цветы, где хочется быть. Если бы сеньор тоже имел этот уголок, где мог бы забыть о своих печалях, чувствовал бы себя действительно любимым, о нем бы заботились и служили на коленях, душу расстелили ковром, которым можно пользоваться.
– Янина! – рассердился Ренато, поняв слова метиски. – Это уже предел!
– Вы просили говорить прямо. Думаю, у меня дар злить сеньора, и мне это удалось.
Ренато сдержался. Он торопливо проглотил чашку кофе, снова взглянул на нее, но за ней кто-то показался, почтительно приближаясь:
– Простите, сеньор, я искал Янину. Не знал, что она с вами, но…
– Что это, Баутиста? – прервал Ренато, услышав национальную музыку, которая становилась все громче.
– Сеньор, это веселье работников. Этой ночью у них выходной. Это особое разрешение по случаю возвращения хозяев. Они собрались возле больших бараков, за плантациями, сеньора приказала дать им бочонок рома и сладостей, это уж слишком. Им хватило бы и рому.
– Моя мать разрешила им пьянствовать? – удивился Ренато.
– Это традиция, сеньор. Если у них не будет этого, они умрут с тоски или злости. Танцы – единственное, что нравится этим людям. Сеньор Ренато никогда не видел, как они танцуют?
– Нет. И нет желания прерывать праздник своим присутствием.
– Не прервете, сеньор. Когда играют в барабан, только смерть остановит их ноги. Они дикари, мой хозяин. Разве вы не понимаете? К тому же, худшие пьяницы. Ром их заставляет забыть обо всем и валит с ног!
– И моя мать одобряет это?
– Она не может препятствовать этому, сеньор, не стоит делать этого. Вы можете удвоить работы, уменьшить плату, убить их, как угодно, но они всегда будут устраивать эти праздники. Все идут за этими барабанами. Не знаю, что в них такого, но они распаляют кровь, да?
Ренато не ответил Баутисте, вслушиваясь в глухой звук барабана, который словно призывал предков. Эта музыка проникала внутрь, будоражила глубокое болото страстей, желаний, чувств. Почти не отдавая себе отчета, он пошел к лестнице и медленно спустился по широким каменным ступеням. Словно змея, растягивающаяся с каждым шагом, удалялся караван негров. Ренато Д`Отремон пошел следом за ним, а ветер шевелил его светлые волосы.
– Подойдите и посмотрите. Неужели не подойдете, хозяйка? Как здорово! Мои ноги шагают под эту музыку. Ах, черт! Как же это здорово. Подойдите, хозяйка. Подойдите…
– Ты оставишь меня в покое, Ана?
– Подойдите, если хотите увидеть, как сеньор Ренато идет вслед за ними. Бегите, а то не увидите. Благословенны и всехвальны Священные Дары! Вам надо увидеть, чтобы поверить.
Айме подбежала к окну, и увидев, едва поверила. В свете уличных фонарей и факелов удалялся караван, в неясно отражавшемся свете убывающей луны она отчетливо видела, как Ренато Д`Отремон, единственный белый человек в темной толпе, следовал охрипшим ритмам африканских барабанов, словно эта музыка тащила его за собой.
– А Янина, хозяйка, посмотрите-ка на Янину, – указала Ана. – Она столько говорила, хвасталась, что не ходит на эти праздники. Посмотрите на нее. Идет за обнаженными. А еще говорит, что белее всех белых. Понятно, что белее всех хозяин, и идет там.
– Скорее всего, Ренато перепил. А Янина идет позади него.
– Похоже ему нравится идти пешком, сегодня ночью будет великий праздник. Уверена, он встретит у них рассвет.
– Эта ночь… Эта ночь… – бормотала Айме, раздумывая. – Возможно, я должна воспользоваться этим и сделать все поскорее. До того, как Ренато скажет, что немедленно возвращается в Сен-Пьер. Хотя…
– Так мне сказали, но вы же не…
– Замолчи! Ночью мы пойдем, куда следует, чтобы побыстрее все уладить. Ренато лучше остаться здесь. Я должна сделать это немедленно, если не получится, то завтра.
– Ай, хозяйка! Что вы будете делать?
– Освобожусь от груза; приготовь дверь, чтобы сбежать. Нельзя, чтобы меня поймали. Быстро, Ана! Этой ночью мы спокойно выйдем, никто не хватится нас, никто не поймет. Охранники будут, наверное, на празднике, а раз все тихо вышли, никто не удивится, когда увидит двух женщин с закрытыми лицами, идущих к плантации.
– Мы тоже пойдем на танцы? – вдохновилась служанка.
– Не будь идиоткой! О чем я тебе говорила вчера? Мы должны увидеть женщину, что живет наверху.