Прошли долгие часы, пока он вытаскивал тело. С высоты ущелья выглянуло солнце, погружаясь в море, словно медный диск раскаленных углей. На носилках из ветвей несли остывшее тело, то, что осталось от роскошной красоты. В последнем милосердии руки Софии протянули траурную вуаль над искаженным и застывшим лицом. На вершинах было тихо, темный и потрясенный людской поток теперь спускался тесно и бесшумно к мраморному дворцу. Негритянская толчея медленно продвигалась, заполняя сады, окружая роскошные веранды. Только одна испуганная женщина не шла позади всех, она снова и снова заглядывала в пропасть, затем сменила направление и через несколько шагов оказалась возле дверей развалившейся хижины, где за ветхой дверью неподвижно поджидала ее другая женщина цвета эбонита, перед которой у нее подогнулись колени, и словно подчиняясь ритуалу, протянулись руки в бесконечной мольбе:
– Кýма, Кýма… Она умерла. Умерла, ты знаешь. Ты видела кровь на дороге, кровь в доме Д`Отремон. Кýма, ты знаешь, ты можешь, у тебя есть сила, помоги. Спаси меня!
Янина смотрела в черное, как тень, лицо Кýмы, глаза которой горели в сиянии видения или безумия, толстые губы выставили на обозрение белоснежные зубы – единственный свет среди мрака, ее голос прошелестел:
– Плохие предзнаменования для дома Д`Отремон.
– Плохие, да, – покорно отозвалась объятая ужасом Янина. – То, что ты предсказала, уже свершилось. Разве ты не знаешь? Не понимаешь, что я говорю? Она мертва! Ты сказала, что кто-то умрет, прольется кровь.
– Кровь на скалах ущелья, как когда-то умер хозяин дон Франсиско. Но он не свалился туда, он остался на краю утеса. Мои глаза видели. Они столько повидали. Я слышала, как хозяин проклинал, бранился, а затем умолял, словно ребенок. Он умирал медленно, как дерево, сломленное циклоном. Но это другое. Есть кровь на камнях ущелья… Началось то, что я видела в дрожащем дыму. Но это еще ничего. Будет больше. Больше… Я видела отчетливо. Видела Кампо Реаль в руинах, будто разверзлась земля, а гора изрыгала огонь, бурлило море.
Она бежала, бежала, насмехалась, и встретила смерть. Она отмечена роком, черным роком семьи Д`Отремон. Поэтому поскользнулись ноги коня, и она скатилась в пропасть, в бездну, которая раскроется однажды, чтобы поглотить всех. Словно расколотая молнией раскроется гора, и выйдет из сердца земли черное смертоносное облако.
– Хватит уже! Приди в себя, ты бредишь. Открой глаза, Кýма, посмотри, посмотри! Кýма, Кýма, ты обезумела!
Отчаянно Янина подошла к темной пророчице и дрожащими от волнения руками грубо тряхнула ее, впиваясь ногтями в черную кожу; наконец, странная женщина вздрогнула, словно очнулась, ужасное видение исчезло. Снова старая знахарка, искусный знаток всех горных трав, рабыня Д`Отремон, пришла в замешательство:
– Янина, чего ты хочешь? Теперь она мертва. Погасло солнце, в тени которого ты находилась.
– Но хозяин Ренато не хочет больше меня видеть! Он презирает, ненавидит, и все из-за тебя, тебя и настойки, которую ты дала, пузырька, который разбился у его ног. Но у тебя есть сила, Кýма, ты видела будущее. Потому я пришла, так как верю тебе. Помоги мне, Кýма, дай талисман, молитву! Я должна вернуться.
– Не возвращайся. Забудь о нем, не приближайся, или разделишь свою негритянскую судьбу. Говоришь, ты моя подруга, что веришь мне. Если так, то последуй совету: немедленно уезжай из Кампо Реаль и забудь о хозяине. Забудь о нем!
– Легче забыть о себе! Я предпочла бы высушить кровь в венах, содрать кожу, чтобы глаза не видели дневного света. Ты можешь сделать так, чтобы он полюбил меня. Ты сказала: погасло солнце, которое затмевало тебя. Она нашла смерть.
– Да, нашла смерть, потому что играла, как ты, с судьбой. Она нашла смерть, потому что кто-то подтолкнул лошадь. В последний раз говорю, отойди от Ренато Д`Отремон, его имя проклято.
С тех пор, как Ренато вытащил мертвое тело Айме, он сбежал сюда, в библиотеку, где четыре поколения Д`Отремон нагромождали ее книгами и бумагами. Он погрузился в старое отцовское кресло, словно животное в пещеру и неподвижно сидел, пытаясь найти себе оправдание в ужасных событиях. На нем была грязная и разорванная одежда, в которой он спускался в глубину расщелины, царапая руки об острые скалы, сделав для мертвой женщины то, чего не сделал бы для живой. Ренато Д`Отремон долгое время сидел с опущенной головой, затем поднял голову. Впервые он искал в глазах старого слуги поддержки и сочувствия, но его долгое молчание только раздражало:
– Чего хочешь, Баутиста? Что хочешь сказать? Если послание матери, скажи, что не нашел меня.
– Я пришел лишь узнать, хочет ли сеньор одеться и принять ванну. Начали приходить люди. В доме была бы толпа, если бы сеньора не сказала, что не хочет никого извещать. Она не хочет, чтобы приходили люди из Сен-Пьера, высказывались и говорили, как и почему произошел несчастный случай.
– Да… Моя мать везде и во всем. Полагаю, я должен быть ей чрезвычайно благодарен, оценить ее любезность, что не упрекнула меня.