Хуарес

С приходом французов в столицу подняли голову церковники. Они устроили в честь оккупантов торжественный молебен в кафедральном соборе, на котором присутствовал генерал Форей со своим генеральным штабом. Духовенство надеялось с помощью французов вернуть себе имущество, конфискованное правительством Хуареса. Форей обещал церкви всяческую поддержку и покровительство, однако о возврате имущества умолчал, опасаясь ожесточить его новых владельцев.

Захватив столицу, Форей и его советники сочли, что они завоевали всю Мексику, что правительства Хуареса больше не существует, что осталось решить только политическую задачу: оформить провозглашение монархии и возвести на мексиканский престол эрцгерцога Максимилиана.

Политическая задача была «решена» почти с молниеносной быстротой. 18 июня Форей созвал Верховную правительственную хунту в составе 35 человек, назначенных им по совету де Салиньи и Альмонте. В хунту вошли отъявленные реакционеры — бывшие министры и чиновники Санта-Анны и Мирамона.

21 июня это сборище по указанию Форея избрало «регентский совет» в составе Альмонте, архиепископа Лабастиды (он находился во Франции и его замещал епископ Мехико) и генерала Саласа, старого дружка Санта-Анны, занимавшего в 40-х годах пост временного президента Мексики. Хунта, созвав ассамблею «нотаблей» из 215 человек, самораспустилась.

Ассамблея «нотаблей» действовала с не меньшей быстротой, чем хунта. 10 июля она постановила учредить монархию с «католическим принцем» во главе, которому присваивался титул императора Мексики. Императорскую корону ассамблея решила предложить эрцгерцогу Максимилиану, а в случае его отказа — «католическому принцу» по выбору Наполеона III.

Казалось, лучшего французам и не надо. И все же капитан Луазильон не разделял официального энтузиазма и на этот счет: «Мы устраиваем по поводу решений ассамблеи фейерверки и парады, между тем мексиканцы относятся к ним с возмутительным безразличием. Они не проявляют никакой дружбы к нам; мы в том же положении, что и в первый день; мы не смогли установить даже самых поверхностных связей с какой-либо мексиканской семьей. Население понимает, что все наши разговоры о всеобщем избирательном праве — грубое издевательство, ибо мы являемся хозяевами только оккупированных нами местностей. Из всей территории страны в наших руках только Веракрус, Орисаба, Пуэбла и Мехико».

Генерал Форей по совету де Салиньи наградил орденом Почетного легиона Альмонте, Маркеса и других контрреволюционных вожаков, известных своими грабежами и насилиями. Французские офицеры были шокированы этими награждениями. Они считали, и не без основания, Альмонте, Маркеса и им подобных «вождей» нации проходимцами, связь с которыми компрометирует французов в глазах мексиканского населения и может вызвать только ожесточение к их кандидату на императорский престол — эрцгерцогу Максимилиану.

Если решения ассамблеи «нотаблей» не встречали поддержки даже среди офицеров экспедиционного корпуса, то в Европе этот спектакль, поставленный не очень искушенным в политике Фореем, и подавно никого обмануть не мог. Фарс, разыгранный «нотаблями», показал, к каким жульническим комбинациям был вынужден прибегнуть Луи Бонапарт, чтобы навязать Мексике своего ставленника Максимилиана в роли опереточного императора. Комментируя эти действия императора французов, Карл Маркс писал Фридриху Энгельсу 15 августа 1863 года: «Этот царственный Ласарильо с Тормеса[7] — карикатура теперь уже не только на своего дядю, но и на самого себя. Ибо «плебисцит» в Мексике — великолепная карикатура не только на тот плебисцит, посредством которого он сделался французом сам, но и на тот, при помощи которого он сделал французскими Ниццу и Савойю[8]. Для меня не подлежит сомнению, что на Мексике он сломает себе шею, если еще до того не будет повешен».

Даже Максимилиан, которому по поручению «нотаблей» делегация в составе Гутьерреса де Эстрады, Идальго и прибывшего из Мексики священника Миранды предложила корону императора Мексики, заявил, что соизволит ее принять только в том случае, если большинство населения выскажется в его поддержку. А как можно было добиться этого «высказывания», если генерал Форей твердо обосновался в столице и вовсе не думал продолжать конкисту Мексики, территория которой, за исключением уже упомянутых четырех городов, находилась под контролем правительства Хуареса?

Луи Бонапарт отдавал себе отчет в том, что, опираясь только на такие одиозные для мексиканцев личности, как Альмонте и Мирамон, французы никогда не смогут создать в Мексике действенное коллаборационистское правительство, способное таскать для них каштаны из огня. Он хотел привлечь на свою сторону мексиканскую буржуазию и умеренных либералов, не скупясь на посулы в их адрес. Но проводники его политики Форей и де Салиньи слишком дискредитировали и скомпрометировали себя связями с махровой реакцией, чтобы заручиться сотрудничеством буржуазии и умеренных либералов. Новый курс требовал новых людей. Мавры сделали свое дело, мавры должны были уйти.