Худой мужчина

— Он решил бы, что я ему что-то вкручиваю, — пояснил я. — Для таких придурков, как он, ведь как? — сыщиком был, сыщиком и помрешь. Чем он будет думать, что я ему соврал, лучше уж и в самом деле соврать. Сигареты есть? Он мне по-своему доверяет.

— А ты правду говорил, когда сказал, что Винант не убивал ее?

— Не знаю. Мне кажется, что правду.

В «Нормандии» меня ждала телеграмма от Маколея из Аллентауна: ЭТО НЕ ВИНАНТ И НА САМОУБИЙСТВО НЕ ПОКУШАЛСЯ.

XV

На следующее утро я вызвал стенографистку и разобрался с большей частью накопившейся почты, поговорил по телефону с нашим поверенным в Сан-Франциско — мы хотели спасти одного из клиентов нашей лесопилки от банкротства; еще час потратил, просматривая план, который мы разработали, чтобы платить поменьше налогов в казну штата; в общем, побыл самым деловым из деловых людей и к двум часам, когда я прекратил работу на сегодня и отправился обедать с Норой, я почувствовал себя чрезвычайно добродетельным.

Нора договорилась пойти поиграть в бридж после обеда, я же направился к Гилду, с которым несколько раньше поговорил по телефону.

— Значит, ложная тревога? — спросил я после того, как мы обменялись рукопожатиями и уселись в кресла.

— Вот именно. Это такой же Винант, как я. Вы же понимаете, как это получается: мы сообщаем филадельфийской полиции, что он оттуда послал телеграмму, и даем приметы, и теперь всю неделю для половины штата Пенсильвания каждый тощий бакенбардист — непременно Винант. Нашего зовут Барлоу, он безработный плотник, насколько мы смогли выяснить. Его подстрелил черномазый, который хотел его ограбить. Пока еще он не может много говорить.

— А не могли его подстрелить по ошибке — по той же ошибке, которую сделала аллентаунская полиция?

— То есть, приняв за Винанта. Очень возможно — если это нам что-то дает. Дает?

Я ответил, что не знаю.

— Маколей вам сообщил о письме, которое получил от Винанта?

— Он не сказал мне, что в нем.

Сказал я. Сказал и о Роузуотере, что знал.

— Вот это интересно, — сказал он.

Я рассказал о письме, которое Винант послал сестре.

— Обширная переписка, да?

— Я тоже обратил внимание. — Я сказал ему, что описание Виктора Роузуотера с небольшими изменениями подошло бы и Кристиану Йоргенсену.

Он сказал:

— Да, послушать вас не вредно. Продолжайте, продолжайте, не обращайте на меня внимания.

Я сказал ему, что это все. Он откинулся в кресле и вперил свои бледно-серые глаза в потолок.

— Тут есть над чем поработать, — изрек он наконец.

— Этого парня в Аллентауне подстрелили из тридцатидвушки?

Гилд с любопытством посмотрел на меня, потом покачал головой.

— Из сорокчетверки. Есть идеи?

— Нет. Просто мысленно прокручиваю ситуацию.

Он сказал:

— Понятно, — снова откинулся и уставился в потолок. Когда он заговорил, было похоже, что он думает о чем-то другом. — Это алиби Маколея, о котором вы говорили, — оно вполне прочное. Он тогда опоздал на встречу с Винантом, и мы определенно знаем, что он был тогда в конторе у человека по фамилии Германн с пяти до двадцати минут четвертого, то есть в интересующее нас время.

— Почему пять минут четвертого?

— Ну да, вы же не знаете… Мы нашли человека по фамилии Каресс — у него химчистка и покраска на Первой Авеню. Так вот, этот Каресс звонил ей в пять минут четвертого — узнать, не будет ли заказов. Она сказала, что не будет, что она собирается уехать. Таким образом, время сужается — от трех часов пяти минут до трех двадцати. Вы действительно подозреваете Маколея?

— Я всех подозреваю, — сказал я. — Где от трех пяти до трех двадцати были вы?

Он рассмеялся.

— Между прочим, я, пожалуй, единственный из всех, у кого нет алиби. Я был в кино.

— А у остальных оно есть?

Он кивнул головой.

— Йоргенсен вышел из дому вместе с миссис Йоргенсен примерно без пяти три и улизнул на Семьдесят Третью Западную к девице по имени Ольга Фентон, — мы обещали не говорить жене, — где пробыл примерно до пяти. Что делала миссис Йоргенсен, мы знаем. Когда они вышли, дочь одевалась, потом в четверть четвертого села в такси и направилась прямиком в «Бергдорф-Гудмен». Сын весь день провел в публичной библиотеке — и занятные же книги он читает! Морелли был в кабаке где-то на Сороковых. — Он усмехнулся. — А вы где были?

— Свое алиби я приберегу на тот случай, если в нем и вправду возникнет нужда. Ни одно из них совсем железным не назовешь, но с настоящими алиби так чаще всего и бывает. А как Нунхайм?

Гилд, похоже, удивился:

— А он-то при чем?

— Слышал я, что он сох по этой девчонке.

— Где ж вы это слышали?

— Слышал.

Он нахмурился.

— Источник надежный?

— Вполне.

— Ну что ж, — задумчиво произнес он, — его-то мы проверить можем. Но, послушайте, что вам за дело до них? Вы не верите, что убийца — Винант?

Я решил предоставить ему те же условия пари, что и Стадси.

— Пятьдесят против двадцати пяти, что это не он.

Тут он долго и сердито смотрел на меня, а потом сказал:

— В общем-то, это мысль. И кто ваш кандидат?

— До этого я еще не дошел. Поймите же, я ничего не знаю. Я не утверждаю, что Винант не убивал. Я утверждаю, что не все свидетельствует против него.