Худой мужчина. Окружной прокурор действует

— Не особенно, — сказал я. — Это примерно то, что от него можно было ожидать, если он не убивал: никакого особого беспокойства о том, что полиция подозревает его, точнее, беспокойство есть как раз в той мере, в какой эта история может помешать его работе. Здесь же пожелание, чтобы все выяснили, не причиняя ему неудобств. В целом не слишком толковое письмо, если представить, что его написал бы кто-то другой. Однако тому типу бестолковости, который присущ именно Винанту, письмо вполне соответствует. Я очень даже представляю себе, как он отправляет это письмо, даже и не подумав о том, что ему надо бы как-то объяснить свои действия в день убийства. Насколько ты уверен в том, что, когда ты с ним столкнулся, он выходил от Джулии?

— Теперь уверен вполне. Вначале я посчитал это вероятным. Потом подумал, что он мог ехать и из мастерской. Она на Первой авеню, всего в нескольких кварталах оттого места, где я его увидел.

Хотя там и заперто с того времени, как он уехал, мы в прошлом месяце возобновили аренду, чтобы все было готово к его возвращению, и он вполне мог заехать туда в тот день. Полиция не нашла ничего подтверждающего, что он был там или что не был.

— Я хотел спросить: поговаривают, будто он бороду отпустил. Так?…

— Нет. Всё то же длинное костлявое лицо, те же клочковатые полуседые усы.

— И еще — вчера убили одного, Нунхайма, маленького роста…

— К этому и подхожу.

— Я подумал о том коротышке, который, по твоим словам, следил за тобой.

Маколей пристально посмотрел на меня:

— Хочешь сказать, что это мог быть Нунхайм?

— Не знаю, самому интересно.

— И я не знаю, — сказал он. — В жизни не видел Нунхайма, насколько…

— Он был очень маленького роста, не больше пяти футов трех дюймов, и весил, пожалуй, не более ста двадцати фунтов. Бледный, темные волосы, близко посаженные глаза, большой рот, длинный висячий нос, лопоухий, вид жуликоватый.

— Вполне мог быть и он, — сказал Маколей, — хотя я и не сумел его хорошенько разглядеть. Думаю, в полиции мне позволили бы взглянуть на него. — Он пожал плечами: — Правда, сейчас это уже не имеет значения. Так о чем я? Ах да, о том, что я так и не смог связаться с Винантом. Это ставит меня в неловкое положение, поскольку полиция явно считает, что я поддерживаю с ним связь. Ты ведь тоже так думал, а?

— Да, — признался я.

— И ты тоже, как и полиция, подозревал, что я-таки с ним встретился в день убийства — или в «Плаза», или позже.

— Это представлялось мне вполне возможным.

— Да. И конечно, ты был отчасти прав. Я все же видел его, причем видел в таком месте и в такое время, что у полиции не оставалось бы и тени сомнения в его виновности. И вот, солгав неосознанно и косвенно, я продолжал лгать прямо и намеренно. В тот день Германн был на совещании и не мог знать, сколько времени я прождал его. Луиза Джейкобс — мой близкий друг. Не вдаваясь в детали, я сказал ей, что она может помочь мне и помочь моему клиенту, подтвердив, что я прибыл туда в одну-две минуты четвертого, и она весьма охотно согласилась.

Чтобы у нее не было неприятностей, я сказал ей, что в случае, если что-нибудь пойдет не так, она всегда может заявить, что точно не заметила, когда я приехал, но что на следующий день я невзначай заметил при ней, что прибыл именно в это время, и у нее не было никаких оснований для сомнений. Иначе говоря, все свалить на меня. — Маколей сделал глубокий вдох. — Теперь все это не имеет значения. Важно то, что сегодня утром я получил известие от Винанта.

— Еще одно дурацкое письмо? — спросил я.

— Нет, он звонил. Я с ним договорился о встрече сегодня вечером — со мной и с тобой. Я сказал ему, что ты ничего не станешь делать для него, пока с ним не увидишься, и он пообещал встретиться с нами сегодня. Разумеется, я намерен привести полицию — у меня больше нет никаких оснований его все время выгораживать. Я могу добиться для него оправдания на почве невменяемости и отправить его в сумасшедший дом. Это все, что я могу сделать, и большего делать не хочу.

— Полицию ты уже известил?

— Нет. Он позвонил как раз после того, как они ушли. В любом случае я хотел сначала встретиться с тобой. И сказать, что я не забыл, чем я тебе обязан и…

— Пустяки, — сказал я.

— Нет. — Он обратился к Норе: — Вряд ли он когда-нибудь рассказывал вам, что спас мне жизнь в воронке от снаряда под…

— Он ненормальный, — сказал я ей. — Просто он выстрелил в одного типа и промазал, а я выстрелил и не промазал — вот и все дела. — Я снова обратился к нему: — А может, полиция немного подождет? Допустим, мы с тобой встретимся с ним и послушаем, что он может сказать. Если мы убедимся, что он и есть убийца, мы можем скрутить его и начать свистеть — в завершение нашего свидания.

Маколей устало улыбнулся в ответ:

— Сомневаешься до сих пор, верно? Что же, я готов поступить и так, если тебе угодно, хотя, по-моему, это… Но может быть, ты изменишь свое мнение, когда я расскажу, о чем мы говорили с Винантом?

Зевая, вошла Дороти в Нориной ночной рубашке и ее же халате. И то и другое было ей явно велико. Увидев Маколея, она сказала: