Худой мужчина. Окружной прокурор действует

В выхлопах тракторов, казалось, слышались нотки усталости. Их ритмичные вздохи отбивали такт монотонного изнурительного процесса борьбы, которую ведут фермеры, чтобы получить от почвы средства к существованию. Ветра не было. Холод раннего рассвета держал местность ледяной мертвой хваткой. Полоска света на востоке окрасилась красным цветом, который постепенно переходил в алый и, наконец, в золотой. В каньоне проявились серые силуэты, но было еще слишком темно, чтобы различать цвета.

Кролик, двигаясь неслышно, как тень, выскользнул из кустов, прыгнул к зарослям кактуса, скакнул дальше, задержавшись в укромном уголке среди сосен, чтобы взглянуть назад, на противоположный склон каньона, где в предрассветной мгле маячил силуэт койота. Койот присел на задние лапы, поднял голову и исторг из своей распухшей глотки отрывистый лай, который становился все пронзительней и громче, пока наконец весь каньон не огласился громоподобным звуком.

Облака ярко окрасились. Сквозь седловину в горах на востоке, как раз над сверкающими облаками, уже проникало достаточно света, чтобы четко обозначить предметы.

Тело лежало под мостом эстакады, на боку. На одежде и на скатанном одеяле, лежавшем футах в пятидесяти от тела, застыл иней. Внезапная смерть придала неподвижному телу что-то гротескное. По мере того как солнце поднималось и, проникая сквозь выемку между уступами гор, посылало свои холодные красноватые лучи на окружающую местность, сухой каньон погружался в молчание, все еще цепляясь за свой холод, свои тени и своего мертвеца.

Кролик выскочил из зарослей кактуса и помчался вверх по западному склону каньона к первым лучам солнца. Встав на задние лапы, он потянулся носом к нежным побегам дикой растительности, стелющейся по краю обработанного участка земли. Прыгнув дальше, он внезапно остановился в десяти футах от тела. Мгновение он стоял неподвижно. Затем, опершись на мощные задние лапы, сделал огромный прыжок и помчался прочь длинными зигзагообразными прыжками.

Солнце поднялось над вершинами гор и начало свой медленный восход по темно-синему своду калифорнийского неба. Под солнечными лучами, нагревавшими эстакаду, стальные рельсы трещали, издавая звуки, подобные взрывам миниатюрных фейерверков. Поднявшийся ветерок донес запах свежевспаханной земли.

С востока донесся шум приближавшегося поезда. Свисток паровоза, подъезжавшего к переезду, прозвучал резко и отчетливо в морозном воздухе. Несколько минут спустя рельсы загудели, и длинный состав покрытых пылью пустыни пульмановских вагонов, влекомых мощным локомотивом, появился из-за изгиба линии и слегка замедлил скорость перед эстакадой. Облако пара, вырывавшегося из шипящей трубы локомотива, резко вырисовывалось на фоне неба. Дым, выходивший из трубы, казался плотным и тяжелым, как всегда в сухую, прохладную погоду.

На расстоянии мили в лучах утреннего солнца сиял белизной Мэдисон-Сити.

Локомотив с грохотом и свистом прокладывал свой путь по эстакаде. Вдруг кочегар замер, схватил машиниста за плечо и показал в окно. Оба в волнении смотрели вниз, на недвижное тело.

Поезд не останавливался в Мэдисон-Сити. Правила ограничивали его скорость на этом участке пути до двадцати миль в час. Точно в семь тридцать восемь каждое утро он медленно проезжал через город, увеличивал скорость, приближаясь к окраинам, давал гудок и несся как стрела в своем последнем прыжке к Лос-Анджелесу.

Когда поезд проезжал станцию, на платформе были лишь несколько человек: станционный служащий, стоявший в ожидании мешка с почтой, который будет выброшен на платформу, да небольшая группа любопытных, желавших мельком взглянуть в окна проезжавшего поезда, чтобы ощутить романтику путешествия.

Когда поезд с лязгом и шипением миновал стрелки на подходе к станции, машинист дал серию быстрых коротких свистков. На платформе появился удивленный начальник станции. Увидев махнувшего из окна локомотива человека, он подошел вплотную к путям и протянул левую руку. Когда локомотив проезжал мимо, кочегар метко опустил в протянутую руку легкий бамбуковый обруч. Начальник станции развернул записку, прикрепленную к обручу, и прочел:

«На северной стороне эстакады 693А лежит тело человека. Примерно в пятидесяти футах к западу от тела — свернутое одеяло. Сообщите в полицию».

Начальник станции быстро подошел к телефону, полистал потрепанный справочник и торопливо набрал номер окружного следователя.

Гарри Перкинс, следователь округа Мэдисон, был также владельцем городского похоронного бюро. Его квартира размещалась в том же здании, что и похоронное бюро, на втором этаже. В домашнем уединении его сухое лицо обычно смягчалось, принимая несколько своеобразное ироническое выражение. На службе, как и подобало его занятию, он был воплощением застывшей торжественности. Перкинс читал юмористическую колонку в «Кларионе», когда зазвонил телефон. Он снял трубку и выслушал сообщение начальника станции.