Художественный символ в «Слове о полку игореве»

Тут начинается переход от первого, сверхъестественного, уровня причин ко второму, человеческому. Под влиянием Обиды у Игоря возникает желание организовать сепаратный поход, а у других князей — желание захватить земли соседа («и то моё же»). Эти желания, помноженные на «буйные» характеры князей и родовые традиции, искажают их представления о «малом» и «великом», толкают на опасные для Руси походы и междоусобные войны. На втором уровне Игорь из объекта действий Обиды превращается в субъект, в причину, порождающую новые следствия. Теперь от его ума и характера в решающей мере зависит быть или не быть походу, быть или не быть междоусобной распре, т. е. зависит конечное осуществление козней Обиды.

Такой взгляд на причинно–следственные взаимосвязи ограничивает власть сверхъестественных сил. Их мощь признается реальной и великой, но она умеряется разумом и верой человека. Если он понимает «речь» Природы и, следуя её «указаниям», объединяет все возможные силы для борьбы с врагами, то он может быть уверен в победе над ними, которая в то же время становится победой над злыми духами. Если же он в разладе с Природой и другими союзниками, то это приводит к усилению его врагов, и он терпит поражение или даже гибнет. При таком подходе огромная ответственность за судьбу человека возлагается на него самого, поощряется его активность и инициатива, его творческое отношение к действительности, а идея предопределённости теряет абсолютное значение и перестаёт порождать как фатализм, так и фанатизм.

С давних пор и по сей день мысль человеческая упорно стремится предугадать будущее. Представление Поэта о двухуровневых причинно–следственных связях обусловило, как и следовало ожидать, его представление о том, что предсказание судьбы людей также совершается на двух уровнях. На мифологическом уровне Солнце, например, заранее «возвестило» Игорю и его воинам, чем закончится их поход против половцев. Как Оно «узнало» это, остаётся тайной, к которой Поэт не прикасается. На уровне человеческом, доступном разуму, он сам пророчествует о судьбе Руси, опираясь на знание взаимоотношений людей с Природой и друг с другом, продолжая в будущее то, что происходит на Руси и вокруг неё. Теперь это называется экстраполяцией. Следуя логике Поэта, его пророчество можно сформулировать так: если сохраняются обе группы причин, вызвавших разгром Игорева войска, то Русь неизбежно будет побеждена врагами. Если же князья, подобно Игорю, осознают необходимость союза с Природой и военного объединения русских сил, то мрачное пророчество не осуществится, а Русь избавится от нашествия Тьмы, как Игорь избавился от плена.

Жизнь персонажей «Слова» детерминирована дважды: заветами предков (традициями) и «велением» свыше. Поэт зовёт князей к укреплению общерусской патриотической традиции, к вере в светоносного бога Природы, основанной на понимании её мудрого устройства, зовёт к тому, чтобы активно, умно, с верой и надеждой бороться за благоприятное будущее. Он отчётливо видит, что с этой труднейшей задачей может совладать только союз князей, душой подобных Святославу III. Отказавшись от бояновского образа идеального князя, Поэт не отказался, однако, от идеала, от создания образа эпического героя — объединителя и спасителя Руси. Такой герой известен русской истории, и потому Святослав может опереться на традиции, например, Владимира I, Ярослава Мудрого и других. Он, безусловно, может надеяться и на русский народ. Но в облике героя есть и новая особенность, идущая от своеобразия исторического времени.

Чтобы сплотить князей в добровольный союз, он должен быть мудрым, как Солнце. Практически задача сводится к тому, чтобы они захотели объединиться, то есть к преображению душ «буйных» князей, составляющих на Руси решающее большинство. «Слово» призвано доказать и показать необходимость и реальную возможность подобного преображения, равнозначного, по мысли Поэта, спасению Руси от раскола и гибели, сохранению её независимости и её могущества.

Солнце — божество, в котором нераздельно слиты Природа и надприродный бог, материя и идея материи. «Замышление» принадлежит Бояну ровно так же, как и его голова. Оно — специфически бояновское в душе Бояна и в его «песнетворчестве». Оно есть то, что остаётся «внукам» после смерти Бояна. Оно — идея Бояна.