В дверь к самой красивой женщине в городе стучится бродячий художник, чтобы нарисовать портрет. Он что-то скрывает, но и у нее есть свои тайны.
Ужасы18+Яна Ветрова
Художник
– Художник?.. – переспросила она. – Что тебе нужно? Я не работаю в это время.
– Я пришел к тебе не за этим, госпожа.
– Зачем ты пришел? – в ее голосе появилось беспокойство, между тонких черных бровей пролегла складка.
Боги, зачем вы создали ее такой прекрасной! Художник опустил взгляд, сжал ремешок сумки, в которой лежали инструменты и бумага. Его рот дернулся, как будто он хотел улыбнуться, но не посмел.
– С твоего позволения, я пришел нарисовать портрет.
Она немного отклонилась назад, рассматривая мужчину и обдумывая его слова. На ней было мешковатое льняное платье, из-под платка выбилась прядь блестящих черных волос. Но ничто не могло скрыть ее красоту. Художник рассматривал дорожную пыль на своих сапогах.
– Обычно мужчины приходят ко мне за другим.
– П-прошу прощения, госпожа Лу, я пришел нарисовать не твой портрет.
На мгновение ужас сковал ее, превратив в мраморную статую.
– Убирайся, – прошептала она и попыталась захлопнуть дверь.
Художник резко приблизился и подставил ногу. Женщина вздрогнула, отпустила ручку двери и отступила на шаг.
– Подожди, госпожа. Я покажу тебе свои рисунки.
– Уходи туда, откуда пришел, художник, – ее голос дрожал.
Он присел на корточки перед дверью, раскрывая сумку. Вокруг него взметнулась пыль. Женщина обхватила себя тонкими руками и отступила дальше в дом. Дневной свет из открытой двери освещал фарфоровую кожу ее лица и рук, полумрак размывал границы платья. Художник не смотрел на женщину. Он аккуратно доставал свернутые рисунки. Каждый рисунок он разворачивал перед ней на несколько секунд, затем сворачивал и откладывал. Сначала женщина стояла без движения, ожидая, когда он закончит. Потом что-то зацепило ее взгляд. Он начал с обычных рисунков – городская улица; рынок, полный людей; мальчишки, бросающие с набережной в воду камни. Затем он перешел к детским портретам – от совсем крошечных младенцев до мальчиков и девочек лет десяти. Кто-то сидел, кто-то лежал, кто-то стоял в полный рост. Что-то объединяло все эти портреты, но женщина не могла понять, что. Она подошла ближе и развернула один из отложенных портретов. Это был довольно взрослый мальчик с черными кучерявыми волосами в турецком костюме, сидящий на улице в тени дерева. Солнечные блики на его коже были как настоящие.
– Я путешествую по миру, госпожа, – мужчина как будто прочитал вопрос, готовый сорваться с ее алых губ. Он с трудом оторвал взгляд от лица женщины и достал последний портрет.
Светловолосая девочка лет шести в атласном платье сидела на стуле в дорого обставленной комнате.
– Почему этот портрет не у семьи? – спросила женщина, думая о другом: что общего у восточного мальчика и девочки из богатой семьи?
– Я рисую для себя, госпожа.
Портреты притягивали. Женщина посмотрела на художника. Он все так же сидел на корточках, опустив взгляд в землю. Он весь был какой-то длинный: длинные пальцы нервно мяли ремешок сумки, длинный нос располагался на вытянутом лице, обрамленным давно не стриженными песочного цвета волосами. Кожа была загорелая и сухая. Она не могла определить его возраст – ему можно было дать и тридцать пять, и пятьдесят пять лет. Кто пустит такого в богатый дом?
– Откуда ты знаешь о них? – спросила женщина, вставая.
– Слухи ходят.
Художник тоже поднялся, и оказалось, что он не намного выше ее.
– Что за слухи?
– Ты пустишь меня в дом, госпожа?
– Что за слухи, художник?
Он улыбнулся и тут же повел головой, как будто для того, чтобы стряхнуть улыбку.
– Говорят, что если муж, не ночевавший дома, скажет жене, что был у Лу, жена не станет злиться, а пойдет в храм благодарить бога, что муж вернулся домой живым.
– Об этом я знаю. Не уходи от ответа. Как ты узнал о них?
– Я свободный художник, брожу по городам и странам. Слышу, запоминаю, рисую картину в голове.
Женщина смотрела на его загорелое лицо. Он отвел взгляд.
– Я был в твоем родном городе. Люди говорят…
– Люди говорят, что однажды на свете жила женщина настолько красивая, что к ней пришел дьявол и провел с ней ночь.
– …Бог проклял ее, и она родила детей-монстров.
– Маленьких больных детей, художник.
– Так говорят люди. Ты пустишь меня?
Женщина медлила. Когда-то сама тьма так же стояла у порога и просила пустить ее внутрь.
– Заходи.
***
Она закрыла дверь, как будто отсекая лето, и дом снова погрузился в прохладный полумрак. Тяжелые шторы не давали солнечному свету попасть внутрь. Женщина зажгла свечу и повернулась к художнику. Теперь он смотрел прямо на нее, но видел лишь отражение огня в ее глазах.
– Ты пойдешь за мной. Ступай очень тихо. Оставь свои вещи здесь – сегодня ты не будешь рисовать.
Ни одна ступенька, ни одна доска не скрипнула, пока они поднимались наверх, пока шли по длинному коридору, конец которого тонул во тьме. Художник уже насчитал по три двери с каждой стороны, когда они остановились. Пламя свечи дергалось на тонком фитиле, как будто хотело сбежать.
– Это большой дом, госпожа Лу.
– У меня есть деньги, художник. Но на них не все можно купить. Больше ни слова.