Художник Её Высочества

Степан продвигался дальше, миновал грот, и тут пришло тревожное сообщение, что у Боровицкой, где правительственный въезд, военные попытались прорвать с внешней стороны, от Волхонки, бронетранспортерами кольцо осаждающих. Скоро по головам прикатилось: бронетранспортеры увязли в человеческих телах намертво. Солдаты не решились давить колесами своих сверстников, открыв люки, выбрались на броню и тоже примоднились травяными кепи.

Решил вернуться. Сразу за мавзолеем на трибуне увидел еще одного выступающего. Чтец считывал с бумажки. Приблизившись, услышал плавно-вытекающую речь: «Задержать дыхание, снять головной убор, вынуть шлем-маску из сумки для противогаза и взять так, чтобы большие пальцы были снаружи, а остальные внутри шлема. Приложить её нижнюю часть под подбородок, резким движением руки вверх и назад натянуть шлем-маску на голову так, чтобы не было складок, а очки пришлись против глаз…»

— Иван! Иди сюда. Спецзадание.

Вильчевский передал бумажку соседу дочитывать и спустился с трибуны.

— Сооруженцы трудятся с полной отдачей! Ты знаешь какой сейчас самый жуткий дефицит в Москве? Кепки с травой! Еле достал у маоистов. Стёпка, слушай, нам без пароля не обойтись, такое дело. Пароль — забор крови, ответ — калитка. Пойдет? Ева, я тут! Подь сюда. Знакомься: старший мастер паровозного депо, где произошла авария. Наш парово-оз вперёд лети, в комму-уне остановка.

Ева прыснула и ущипнула родственика.

— Пошли к Спасским. Скоро прорвём.

— Прорвём! Сам мне что предуведомлял? Сиди дома, не высовывайся? Немотствует он. А мне, грубому солдату — закопченные стены, прожженный паркет и так далее, более приличествует мыть посуду опухшими огурцами. Хорошо хоть стакан треснулся!

Сейчас подойти к Кремлю от города практически невозможно. Художники с трудом протиснулись к Спасским воротам между стеной и людьми. «Строители» по-прежнему ждали. На офицера перед шеренгой солдат жалко смотреть. Рожа у него, что бельгийский флаг, три цвета; красное лицо, желтая прокуренная борода и черная сигарка. Сигарку он сунул в бороду на нервной почве. Но зажечь не смел, и потому что не положено на посту, а самое главное, если бы попытался зажечь её трясущимися руками, это было бы поражением.

— Ребяты, какие у вас красивые автоматики! — восхитился Вильчевский.

«Строители» засмеялись, у солдат же потекло по лицам так, что заливало глаза. Некоторые опускали автоматы к брусчатке, но поднимали к поясу снова под затравленным взглядом офицера-бельгийца.

Иван не унимался:

— Ребя, а давайте их забросаем мороженым? Мальчуганам жарко!

— Не провоцируй, — сказал кто-то сзади.

Из-за спин вышел мужчина пятидесяти лет с натянутой кожей пятнадцатилетнего скаута. Повернулся к охранникам, намереваясь обратиться к ним, но не успел. Подскочил офицер.

— Ты кто такой?!

— Зубков Юрий Герасимович, — спокойно ответил Зубков Юрий Герасимович. — Я…

— Молчать! — заорал офицер.

— Ксанф, — позвал с кремлевской стороны службист в штатском. Он только что покинул «Волгу», в которой по рации вел переговоры с начальством.

— Где резерв?! — тактически неверно закричал ему офицер-бельгиец.

Было бы тактически верно, если бы службист четко ответил: «Резерв на подходе.» Но тот только развёл руки в стороны.

— Вы же понимаете, что они правы. Если бы вчера хотя бы не стреляли в студентов… — Зубков обошел расхристанного человека и обратился к солдатам. — Надо дерзнуть! Он здесь не при чем, — кивнув головой на офицера. — Всего лишь вопрос совести. После этого придется жить всю оставшуюся…

Офицер вдруг выкашлял:

— На пле-е-чо!

Солдаты, подчиняясь инстинктам, приложили приклады к плечам. Глаза у них были самые несчастные.

— У него же крыша поехала, — озабоченно сказал Вильчевский.

— То-о-овсь! — выбросил из пасти предпоследнюю команду безумец.

Тишина брошена сетью. Офицер набрал в легкие воздух, чтобы отдать роковую команду, и тут раздалось меланхолично-буднично:

— Эй, страстотерпцы, а вы что здесь торчите?

И солдаты, отстраняясь от прикладов, обернулись, и офицер-бельгиец обернулся, и службист обернулся, все, кто мог, глянул во внутренний двор Кремля. Там стоял Панаид Кочкин, поправляя на голове травяную кепку.

— Кончай митинговать. Мокро же. Наши уже внутри. Пошли президента судить за то, что он туалетную воду народу неизвестно где набирает.

Природа, соблюдая правила пунктуации, в заключение поставила точку грома.

Дальше произошло само собой. Охранники как один стукнули прикладами о брусчатку и откровенно обтёрли лбы рукавами. Зубков Юрий Герасимович прошел мимо офицера-бельгийца и попросил службиста отогнать машину. Солдаты начали разбредаться кто куда, а Кочкин, увидев Бумажного, крикнул:

— Прихвати тюбетейку для красоты.

Степан, попросил у соседа травяное кепи, прошел арку башни и хотел было сказать Кочкину что-нибудь мажорное по поводу счастливого разрешения сложной ситуации, но гендиректор, хитро подмигнув, потащил художника за рукав к «Волге».

— Ты чего? — не понял Степан.

— Сейчас поймешь. Эй, дружок, можно воспользоваться твоим авто? Не бойся, я оставлю у Царь-пушки, а ключи под коврик суну. Ага?