Художник Её Высочества

Степан последний раз критически всмотрелся в картину. На первый взгляд — винегрет. Единого светового фронта нет, опорные плоскости замылены, и хотя внеземные объекты условно должны означать кубки, блюда, фрукты, цветы, так далее, но прямые аналогии не возникают. После минуты разглядывания полутора квадратов тщательно организованного беспорядка, картина начинает внутренне организовываться и навязывать зрителю свои константы. Что и требовалось доказать. Пописал картинку и бросил. А почему? А потому, что ещё сам да Винчи говорил: «Картину нельзя закончить, её можно только бросить.»

— Только сторазбезголовые говорят: «Всего понемножку, а в итоге нуль». У этих рыбарей нет священного весла Гр с мягкими стимулирующими шишечками, третье весло бесплатно, гель-смазка прилагается.

Вильчевский, когда вставал, да давай разбрасывать громы созвучий, размахивая ручищами, Степану каждый раз становилось жалко, что перед дружком его нет площади, забитой гражданами Рима.

— Мы исследуем везде, пробуем и там и сям, сям и там, а в результате находим новые тропинки в душном лесу, полном диких обезьян, пробиваем их без мачете, ногтями и зубами. При всем при том, лично меня каждое шуршание разбужает. Я очень нежный человек, — возвел очи горе. Потом уронил на Степана. — Но не слабый. Кому что надо. Кто согласен тушей лежать в холодильнике глубокой заморозки, кому нужна дискотека, дребедень всякая, другому желательно, чтобы фейерверки были атомными взрывами. Я вот хочу на Страшном Суде подраться с белорожим ангелом. А ты что хочешь, воспитанный аномалиями? — встал, облокотился об горизонт, бородища флагом. — Завтра наши трупы сожрут муравьи! Но сегодня перед нами узловатая мешковина жизни, на которой нам дано право написать свою жизнь. И клянемся не сгибать колени, если мы этого не сделаем! Быть поверхности грубого холста бытием! А если найдутся крохоборы, осмелившиеся утверждать, что сочетание холодных синих тонов эпического пейзажа, не тех примитивных сочетаний, подобных сочетанию цветов светофора, и раскаленных покровов мистерии, не есть новая жизнь, значит, мастер имеет право положить головы этих неинтересных людишек, уроненных аистом по дороге два раза, к ногам изображенной на грубом холсте великолепной Юдифи. Готова ниша новейшему «Золотому веку»! И остаться нам, и бысти! И жить нам вечно! — махнул лапищей. — Даже если муравьи уже сожрали языки до гланд. Сказанное — истина. Ты знаешь, Стёпик, что истина ходит ногой?

Горациевское Nuda veritas. Истина, по древним легендам ходила нагая. А у Вильчевского пошла ногой. Нагая — ногой. Ать-два. Держать строй!

— Она такая голая, благоразумью мачеха. У нее в квартире точно балкона нет! Вытри-ка на лбу красную краску, неряха. Красный цвет — цвет чувственности и животворной силы. Всё на свете красное. Красное, побледневшее от страха, называется розовым. Коммунист может оказаться голубым, в чёрных кожанках у нас только комиссары да гомики ходят, а устыдившись своих наклонностей, записаться в партию зеленых.

— Пойдем сходим в магазин, трёкало. У меня яблоки кончились.

Перед тем как уйти в город, Иван взял тоненькую щетинку, намешал красного кадмия и написал на стене знаменитые слова. «Я верую в Страшный Суд, который осудит на страшные муки тех, кто в этом мире осмелился торговать высоким и непорочным искусством, всех, кто унизил его низменностью своих чувств, подлой жаждой материальных благ. Но я верую, что зато Он прославит верных учеников великого искусства, и окутанные небесным покровом лучей, ароматов и мелодичных аккордов, они навеки припадут к божественному источнику вселенской гармонии.»

В заключении анекдот про русский томагавк.

— На одном берегу мужик, на другом берегу мужик, — перекрикивал людоед Ракшаса дребезжание ступенек пока они винтообразно сваливались вниз. — Один кричит другому: «Эй, лови топор. Что молчишь, не поймал?» Это вам, братцы не по сырому лисировать, в тангенс-котангенс!

Обращаясь у лифтов уже к трём юным эрудитам. Братцы, кряхтя, пёрли стопки книг, держа их у колен и прессуя сверху подбородками, они даже не имели возможности нажать на кнопку лифта. Степан это сделал, пропустил загруженных знанием студиозусов вперед и втянул в кабину за рукав дежурного по тишине, которого остановить практически невозможно. Видите ли Иван Вильчевский постоянно путает вдохновение с возбуждением.

— Возбуждение у нас что? — пристал он к ближайшей книжной стопке, на корешках всё только про физику.

Из-за книг показалось потное от натуги поллица и обьяснило:

— Возбуждение у нас — механическое колебание, испытываемое механизмом или…