Художник Её Высочества

— Cтенд ап! Пшла! — вздернул её и для ускорения наподдал коленом в мягкое место в сторону выходной двери. Девчонка попыталась ощериться, но Степан дополнительным пинком, в который вложил плюс досаду по поводу своего малодушного топтания у фонаря, сопротивление сломил. Доходяга прокувыркалась по лестничной площадке, что для её высохшего тела практически безболезненно. Муравья ведь тоже хоть с километровой высоты сбрось, — он коленки обтрясет и почешет дальше. — Выкаблучивается она тут! — ещё наподдал. — Мировая экономика обрушилась, а маленький человек по-прежнему встает. Опять что ли поднимаешься, страданьице?

Пока девчонка в соплях возилась на ступенях, метнулся в квартиру, прикрыл дверь, протараторил:

— Держите подушку зубами, пока не вернемся. И айдате вынесите мусорное ведро от греха подальше. Извините меня за… Я… не… ну…

Женщина закрыла ему рот мокрой ладошкой.

— Делай, что считаешь нужным мальчиш-плохиш. Теперь уже всё равно. Она в девять лет говорила, я терялась:,Будет больно там, где я совсем не чувствую.,

Поцеловал руку и понёсся обратно, бросив через плечо:

— Я научился ходить по облакам и её возьму на этот раз с собой, так уж и быть.

Степан соврал. Не мог он ходить по облакам. Но думал, как начинающий сюрреалист, что в принципе возможно. Главное, не показывать виду. Лучше в таком случае загадочно закатывая глаза, многозначительно молчать. Сблефовать и удрать при первом удобном случае. Все так делают.

— А ты давеча вроде как на меня обиделась за мамочку? Зря. Я и тебя сейчас точно так же в песочнице…Ты главное больше сопротивляйся. Зови милицию там, профком, местком, домком. Захотелось легкой смерти? — донаподдал коленом. — Так случайный ротозей, которого ты с легкой руки захотела сделать говнюком, сейчас сделает тебе тоже самое. Но только медленно, с чувством, толком, с расстановкой.

Главное, не дать ей состояться великой мученицей. Точно также как он, устами пророка, не будет великим художником. Смерть за смерть, идея за идею. За такой косой взгляд на вечные вещи получай, пророк!

— Ты в бога веришь, скот?

Хороший вопрос. Они его провентилируют непосредственно в скворечнике для бога. Бог не фраер, он поймет. Между торговым центром и Енисеем стоит небольшая церквушка. Самое место подискутировать. Девчонка замахнулась на него кулачком, Степан перехватил её руку в воздухе и потащил за собой словно пустой целофановый пакет.

Насчет религии вопрос непростой. До сих пор голодный художник лезет в кастрюлю, пробует полусырое в процессе готовки. Когда доварится, одному богу известно. С одной стороны атеизм привлекательней женщины, не надо ухаживать, сразу используй, с другой стороны всё угрожающе сложнее. Если бог — первопричина мироздания, его каменщик — в этом случае, он сделал своё дело, и умыв руки, где-то там в трансцендетном далеке на почтенном отдыхе. Молись ему, не молись — толку не будет. Поклон ему до земли за труды, конечно, и «мавр сделал своих динозавров — мавр может уходить». Но если божество действующее, типа энергичных пенсионеров, от безделья балующихся рок-н-роллом, хором и живописью, какими такими кривыми линейками он меряет нашу жизнь? Чем успели прогневить его младенцы, утопленные во время потопа? Своим острым желанием материнского соска? И почему, не успев нагрешить, должна умереть девушка, тащимая к церкви? Атеизм без мотивировки — суп без соли, также голая вера — принудительное кормление через трубочку в желудок, и богоискательство — бестолково, если верить в то, что шедевром теологической кулинарии является назаретская выпечка. Тем не менее, компромиссный вариант где-то уже нащупывается. Бог и божественное, похоже, не одно и тоже. Но время разобраться у него ещё есть в ближайшие сто пятьдесят пять картин во время написания которых он найдет своё творческое ячество.

— Больно мне! Не дави так руку.

— Я тебе их повыдергиваю, чтоб не болели! Молись теперь своему еврею, а я скажу: Аминь!

Блядский род, а если бы револьвер выстрелил? После смерти всё поздно!

— Что ты ко мне привязался?

— Ты сама ко мне привязалась. Забыла уже? Назвалась грудью — полезай в горстю. Потом, если веришь… значит верь!

— Вот от чего ты завелся, нехристь? — улыбочка змеючая.

— Пшла давай!

Втолкал её в церквушку, не запираемую ни зимой, ни летом для охочих перемолвиться с богом или чаще выцыганить у него что-нибудь очередное актуальное. Развернул доходягу к скромному алтарю и замер на мгновение. Каждый раз охолонет сердце. Нечиста совесть атеиста, анатомирующего божью благодать непрокипячёными инструментами. Тихо было здесь и честно признать — свято. КЩльты научились спокойными зрачками свечей, спрятанным в золоте светом, внимательными глазами святых — создавать у людей праведное настроение В таком месте кощунствовать не хотелось до судорог.

— Повторяй за мной.

— Что повторять?

— Ну не частушки же: мы с подружкою вступили в соцсоревнование: чаще в поле выходить, реже на свидание. Молитву.

— Кто ж тебя знает? Первый раз за месяц мне такой хунвейбин попался.