Девушка в ступоре, а Степан, извинившись за нервный срыв в храме исскуств, с выставки ретировался. Они встретились на следующий день за утренним кофе и Татьяна, не без смущения, рассказала свой сегодняшний сон. Будто бы она вместе с другими авангардистами делала такой проект — нужно было заснять на видео рыдание ребёнка. Понятно, что подавалось с концептом. Другое дело, ребёнок все не желал плакать. Авангардисты приняли меры. Им же ыскусства подавай! Начали ребёнка дразнить, пугать, щипать, шлёпать, вообщем, талантливо травить.
— А я как закричу:, Давайте не будем видео..! — схватилась за горло Татьяна. — А уже поздно, ребёнок умер! Такой сон тяжёлый, ужас!
Те же комплексы после резвящихся немецких дедушек в Бухенвальде. Сон, естественно, спровоцировал Стёпик, необдуманно разоравшийся на биенале. Другое дело, знаменитая авангардистка сама чувствовала неладное, что и проиллюстрировалось сном.
— Ты прав, Стёпа. Конечно прав! — прижала висок пальцем Танюша. — Береги честь смолоду.
Честного художника всегда ждёт простой и честный путь — просто сидеть за мольбертом и честно работать. Вместо того, чтобы гоняться по кухне за тараканом. Тараканы необходимы только бездарям. Серятина бездарности удачно маскируется умеренной агрессией цвета оранжевого таракана. Мимикрия такая, советская,
И Пикассо рисовал разрушение, боль, плачущих женщин, но смотрел на негатив через гармонии красоты, так, что у зрителя сердце сжимало. А Степан на биенале увидел полномасштабно отстроенный сортир. И художник — строитель отхожего места (предпоследнее время — N1 в мировом табеле о рангах), ведь смотрел на места испражнения не через гармонии красоты. Сортир оставался фактом сортира. Одно убожество голую жопу не стесняется показать, другое сортиром неналюбуется. Даже по телефону воняет. Заставь же под расстрелом фикальных художничков мадонну изобразить, они ж её, бедную, точно на горшок посадят. Или полностью горшком прикроют. Или частично прикроют, но горшок будет не пустой. В этом убогом калибре фикалисты выдадут вам массу вариантов.