А потом почти все дни лежал: не было сил. И сна ночью не было. Когда засыпала жена, доставал из-под подушки чертежи. Работать лекарь вовсе не позволил. Только ночью, тайком, заслонив книгой свечу, поправлял Иван Петрович чертежи самодвижимой машины.
Мысли были не очень грустные. Да, гордого моста через Неву не увидит, машинных судов на Волге не увидит. А сочинены проекты хорошо, особенно мост. Не обманул орлов, что прилетали в молодости на подоконник. Пусть тот, другой орел, двуглавый, смотрит мимо. Все равно будет мост через Неву, пойдут машинные суда по Волге! Вспомнит ли тогда Отчизна своего мастера? Вспомнит ли о неусыпном его труде? Не важно. Не для того был труд. Не ради славы. Он был для пользы народной. И труд был счастье – значит, жизнь радостна. А беды – что ж о бедах вспоминать… Неинтересно.
Кулибин заснул.
И в последний раз ему приснился орел. Он сидел на высокой скале, спокойный, сложив крылья и словно бы раздумывая о важном, и словно бы видел зорким глазом сквозь утреннюю дымку, что придет завтра. Но дымка была густа, непрозрачна. Иван Петрович не узнал, что видел орел. И больше не проснулся…
Хоронили Кулибина в жаркое летнее утро 4 июля 1818 года.
Деньги на похороны собирала жена трудно. Пятериков принес что было, да этого не хватило. Старый мастер подумал, огляделся. Снял со стены часы с кукушкой, те, что Иван Петрович из огня спас, и унес под мышкой. Продал часы. Тогда денег хватило.
В те дни кудрявый юноша, великий сын России, Александр Сергеевич Пушкин, дописывал послание другу, мудрецу Чаадаеву: