Художник механических дел (Повесть о Кулибине)

И вдруг мелки, неважны стали прежние заботы. Наполеоновское войско вступило в пределы России.

Вести тревожны. Французы в Смоленске, французы идут на Москву. Потом была радость — реляция о славном сражении под деревней Бородино. Победа. В соборе архиерей служил торжественный молебен.

А больше радостных реляций не поступало. Впрочем, горьким слухам, будто Наполеон приближается к Москве, в Нижнем не верили. Но потом поверили: кареты, возы с поклажей стали въезжать в город. Что ни день, то больше. Московские баре покидали древнюю столицу. Выглядывали из карет, смотрели на незнакомые улицы. Доверенные слуги бегали, искали пристойные помещения. Господа же выходили из карет молчаливые, стараясь не показать растерянности в мыслях.

Прибыл знаменитый историограф Николай Михайлович Карамзин и, по слухам, едва распаковав необходимые вещи, сел за продолжение труда. Говорили, что пишет ныне о войне, коей минуло два века, — о подвиге нижегородского купца Козьмы Минина и князя Пожарского.

Прибыли также баснописец Иван Иванович Дмитриев и весьма чтимый Кулибиным за прелесть стихов Батюшков. Семенил по городу, любопытно озираясь и заглядывая в лавки, Василий Львович Пушкин. Москвичи держались своим кругом, новых знакомств в городе заводили мало. Ивану Петровичу ни с кем из них встретиться не пришлось.

Да и не было большой охоты. Хоть ныне, по причине войны, хлопоты о строении машинных судов пришлось вовсе оставить, а без дела, без труда Кулибин не знал бы, как жить. И все время уходило на труд — думал над самодвижимой машиной, чертил, менял части в модели. Все не хватало чего-то, все ускользало — где же ошибка? По расчетам выходило верно, в натуре же машина оставалась недвижимой.

В новом доме жилось хорошо, удобно. Старость напоминала о себе не всечасно, только глаза быстро уставали. Для отдыха играл Иван Петрович на гуслях. Купить фортепьяно не было денег. А надо бы купить — и для игры и для труда. Давний есть замысел об усовершенствовании сего превосходного инструмента. Небольшими переменами в устройстве можно улучшить звук.

Думал непрестанно о воинах, проливавших кровь в сражениях с полчищами врага. Чем помочь? Стар, не пойдешь в ополчение.

И пришли вести радостные: ушли французы из Москвы, гонит их из пределов России славное русское воинство, славный фельдмаршал Кутузов. Победа!

Потянулись из Нижнего обратно в Москву кареты да возы с поклажей. Впрочем, многие и остались — у кого дома в Москве сгорели.

А когда горе народное осталось позади, пришло нежданное горе к Ивану Петровичу.

Железный мост

Кулибин проснулся от криков на улице. Он по-стариковски не сразу очнулся от сновидений. А раскрывши глаза, увидел, что горница не по-хорошему светла: отблески пламени танцевали по стенам. Пахло дымом.

Иван Петрович разбудил жену и босой, накинув, что под руку попалось, бросился к окну. Пылало четыре не то пять соседних строений. Ветер уже забросил головню к кулибинскому дому. Занялась галерейка, обведенная вкруг дома, полз огонь по ступенькам переднего крыльца…

Вынес Иван Петрович трех своих малых дочерей и вернулся с заднего крыльца в дом. Свет пламени не пробивал дымной стены. Задыхаясь от нестерпимого кашля, ощупью собирал Иван Петрович со стола, из укладок чертежи да нужные бумаги и выбрасывал в окно. А более ничего не успел. Почему-то сорвал со стены часы с кукушкой, сунул под мышку и, шатаясь, пробрался к выходу.

Час был еще не поздний. Баре, возвращаясь в колясках и каретах из театра, приказывали кучерам свернуть к Успенскому съезду: нежданное представление пышнее театрального. Они смотрели, как суетился простой люд, неумело пытаясь отстоять еще не охваченные огнем дома, жалостливо покачивали головой, слушая причитания погорельцев — народа все небогатого, терявшего и кров и пожитки.

Дом Кулибина стоял на холме, в стороне от пожара, и отстоять его было возможно — сокрушить галерейку да крыльцо. Зрители в каретах бились об заклад, сгорит ли кулибинский дом.

Не хватало воды, не хватало багров рушить занявшиеся пристройки да заборы. А криком и толчеей не собьешь огня…

И вот обвалилась с треском верхняя светелка кулибинского дома, весело поднялся к небу огонь, насквозь просветив еще крепко стоявший дом, — словно пышная иллюминация, какие сочинял Иван Петрович князю Таврическому.

Уплатив заклады, проигравшие недовольно уезжали домой спать.

Кулибин смотрел на огонь, думал о непрочности дерева. Гниет, горит… Мост через Неву надобно строить железный.

Кто-то из старых знакомцев увел к себе жену и детей Ивана Петровича.

В третьем часу ночи пожар стих. Легкий ветерок играл пеплом, относил в дальние улицы дым.

Так остался Иван Петрович бездомным. А лет ему было от роду семьдесят восемь.

До утра он сидел у пожарища. Думал. Модели погибли, все изготовленное для самодвижимой машины сгорело. Беда. Где жить? Денег вовсе нет, не построишь нового дома. Беда. Силы нужны, спокойствие для завершения важных замыслов. Нет, не писано на роду спокойствие. А мост через Неву надлежит сооружать железный, на каменных быках.