Художник зыбкого мира

С тех пор мы с доктором Сайто всегда почтительно здоровались друг с другом. Правда, после того, самого первого, разговора – и до недавних событий, послуживших основой для более близких отношений между нашими семьями, – мы редко останавливались для сколько-нибудь продолжительной беседы. Но мои воспоминания о той первой встрече, когда доктор Сайто сразу узнал мое имя, появившееся на стойке ворот, по-моему, ясно свидетельствуют о том, что моя старшая дочь Сэцуко глубоко заблуждалась, по крайней мере, в некоторых вещах, которые в прошлом месяце она пыталась мне внушить. Вряд ли возможно, например, что доктор Сайто понятия не имел, кто я такой, пока начавшиеся в прошлом году брачные переговоры не вынудили его это выяснить.

Поскольку в этом году Сэцуко приезжала к нам ненадолго и останавливалась у Норико и Таро в их новой квартире в районе Идзуминати, то наша с нею утренняя прогулка по парку Кавабэ оказалась для меня практически единственной возможностью как следует с нею поговорить. И потом я, естественно, без конца мысленно возвращался к этому разговору, все более и более убеждаясь, что у меня действительно были все основания сердиться на нее после некоторых ее заявлений.

В тот день, впрочем, я оказался просто не в состоянии принять слова Сэцуко близко к сердцу, ибо, насколько я помню, пребывал в прекрасном настроении, радуясь общению со старшей дочерью и прогулке по парку Кавабэ, где уже давненько не бывал. Месяц назад, если помните, дни стояли замечательные, солнечные, хотя листья уже начинали опадать. Мы с Сэцуко брели по широкой центральной аллее, обсаженной деревьями, и поскольку до того часа, когда мы договорились встретиться с Норико и Итиро возле статуи императора Тайсё, было еще далеко, мы не торопились, то и дело останавливаясь и любуясь осенним пейзажем.

Вы, возможно, согласитесь со мной: парк Кавабэ – самый полезный из парков нашего города; после долгой ходьбы по тесным людным улочкам района Кавабэ особенно приятно нырнуть в освежающую прохладу длинных тенистых аллей, под низко нависающие ветви старых деревьев. Но если вы в нашем городе недавно и не знакомы с историей парка Кавабэ, мне, пожалуй, стоит пояснить, почему этот парк всегда вызывал у меня самый живой интерес.

Гуляя по аллеям парка, вы не могли не обратить внимания на виднеющиеся то тут, то там сквозь деревья небольшие, размером не более школьного двора, заросшие травой участки. Похоже, те, кто планировал парк, что-то затевали, но потом от своей затеи отказались, так и не доведя ее до конца. В общем, так оно и было на самом деле. Когда-то Акира Сугимура (тот самый, чей дом я купил вскоре после его смерти) выдвинул один из самых своих амбициозных проектов – план по переустройству парка Кавабэ. Насколько я знаю, имя Акиры Сугимуры сейчас не на слуху, но позвольте заметить: еще не так давно Сугимура бесспорно считался одним из самых влиятельных людей в нашем городе. Когда-то, насколько мне известно, он владел четырьмя особняками, и по городу просто невозможно было пройти, чтобы не наткнуться на какое-нибудь предприятие, либо принадлежащее самому Сугимуре, либо тесно с ним связанное. Затем, где-то году в 1920-м или 1921-м, будучи на вершине успеха, Сугимура решил рискнуть значительной частью своего состояния и вложить свои капиталы в проект, который позволил бы ему навечно остаться в памяти жителей города. Он задумал полностью переделать парк Кавабэ, тогда весьма грязный и запущенный, превратив его в некое средоточие городской культуры. Ему хотелось не только расширить площадь самих зеленых насаждений и лужаек для отдыха людей, но и построить прямо в парке несколько крупных культурных центров – Музей естественных наук; новое здание театра кабуки для школы имени Такахаси,[7] которая в результате пожара потеряла свою сцену на улице Сирахама; новый концертный зал в европейском стиле; а также нечто весьма эксцентрическое – специальное кладбище для кошек и собак. Я не помню точно, что он еще планировал там создать, но планы, несомненно, имел грандиозные, рассчитывая не только полностью изменить облик района Кавабэ, но и перенести центр культурной жизни города на северный берег реки. Тем самым он хотел, как я уже говорил, навечно оставить свой след в облике родного города.

Работы в парке шли вовсю, когда Сугимура столкнулся с серьезными финансовыми затруднениями. Я не слишком хорошо представляю себе детали этого дела, но результат был плачевен: свой «культурный центр» Сугимура так никогда и не построил, потерял огромное состояние и навсегда утратил былое влияние в городе. После войны парк перешел в ведение городских властей, которые и проложили там широкие, обсаженные деревьями аллеи. А от грандиозных планов Сугимуры осталось одно воспоминание в виде странных прямоугольных пустырей, заросших травой, где должны были стоять его музеи и театры.